Узнав от меня свежие новости, Генрих только иронично усмехнулся и сказал, что можно без проблем снять комнату в студенческой коммуналке, надо только следить за объявлениями в газете.
Обойдя несколько адресов, где типичные немки с любопытством рассматривали восточноевропейскую гостью в сопровождении солидного друга, им все же удалось найти приличную комнату в трехкомнатной квартире. Там жили исключительно мужчины: немец, студент машиностроительного факультета, и турок, получавший образование в одном из колледжей города. Эта квартира как нельзя лучше подходила: десять минут до университета, спокойные, дружелюбные соседи. К тому же все нужные магазины рядом и до центра города рукой подать.
Флетчер, ум которого никогда не уставал бурлить новыми идеями, уже составил план действий и решил, что перво-наперво нужно выкрасить стены моей комнаты. Уже через день я смогла въехать, получив некоторую мебель от Генриха и с его же помощью купив недостающее: стол, лампу, полки для книг и ковровую дорожку, которые привнесли окончательный уют в мою новую обитель. Постельное белье и полотенца мне презентовала супруга Флетчера. Она изъявила желание лично приехать и ознакомиться с ситуацией на месте. Я показала ей свою комнату, уже порядком устроенную, на что супруга Генриха, передавая чисто выстиранные старенькие полотенца, безэмоционально произнесла: «Prima!» – что означало «неплохо». Не задавая ненужных вопросов, спокойная и деловая, она поспешила ретироваться, захватив с собой супруга.
Я на минуту задумалась: «Интересно, знает ли она о наших отношениях или только догадывается?» Интуиция меня не обманывала: супруга Генриха знала больше, чем я могла предполагать…
Время летело так быстро, что в разгар лета, не без помощи предприимчивого Флетчера и им же организованного приглашения, я ждала в гости сына. Саша должен был лететь один – по правилам таможни для этого требовалось согласие двух родительских сторон.
Генрих предложил для комфорта снять квартиру в тихом, уютном курортном городке Бад-Липшпринге, где предлагалась масса апартаментов, сдававшихся на время отпуска. Я была в восторге от отдельной меблированной квартиры с обустроенной кухней и всем самым необходимым для жизни.
Саша прибыл в аэропорт Ганновера, где мы с с Генрихом ждали его. Соскучившись по маме, но стесняясь незнакомца, мальчик был поначалу скован и сдержан, но потом освоился и стал прежним Сашком, ласковым и любопытным.
Все вместе мы посетили известный бассейн и термы Бад-Липшпринге, а также огромный парк отдыха с аттракционами, зоопарком и детской железной дорогой. Генрих, прихватив с собой второй шлем, возил Сашу на своем мотоцикле BMW и фотографировал, как заправского гонщика. Они катались на велосипедах вокруг живописного озера, совершали прогулки в местный лесопарк.
Когда настал день отъезда, я не находила себе места от волнения. Укладывая вещи сына, я прятала от него и самой себя горькое волнение. И только в аэропорту Ганновера, когда самолет взлетел в воздух, взяв курс на Россию, я не смогла больше сдерживать себя и разрыдалась… Слезы душили меня, катились по мокрым щекам, и я не могла их остановить… Я плакала и на обратном пути, в машине, и дома. Генрих пытался меня успокоить, но состояние пустоты и грусти после отъезда сына не покидало…
Глава 17
Время как в полете. Волна воспоминаний
За быстро пролетевшим летом пришла осень, и на пороге уже стояла зима. Я была занята учебой и работой и совсем не чувствовала бега времени. Жила как в полете: новый язык (с каждым днем он давался все лучше), встречи иностранцев в университетском клубе, общение с интересной русской семьей из Москвы, роман с Генрихом – все стремительно неслось и наполняло жизнь впечатлениями.
Я не скучала по России. Меня волновало только одно: как устроить свою жизнь в России или Германии, чтобы снова быть вместе с сыном.
На Новый год я съездила домой навестить Сашу и родственников. Экономическое положение в России нисколько не улучшилось, а стало даже хуже. Я не хотела об этом думать, но иногда на меня накатывала волна тревоги. Как быть дальше? Что я должна делать для того, чтобы в моей жизни наступили стабильность, надежность? И с ужасом понимала: да, я готова находиться в чужой стране, работать на нее, сносить критику любовника и друга. Но я больше не желала жить в огромной советской стране. В коммунальной квартире, когда на полке в кухне стоит сухое молоко в порошке и пакет дешевой крупы, а в холодильнике лежит одно яблоко. Это яблоко я делила для пятилетнего сына на две части: одну он съедал вечером, после ужина, вторую – на следующий день. Хорошо еще, что детей кормили в садике. Один только Бог знает, как мы выжили в те годы…
Когда я думала о России, мне становилось холодно. Да, в последнее время, перед тем, как решиться на работу в неизвестности, я хронически мерзла в Питере. Однажды зимой, возвращаясь с работы, я страшно продрогла и решила погреться в булочной на Невском. В тепле, наполненном запахами ванили и корицы, у меня закружилась голова. Я перестала чувствовать собственное тело и, казалось, увидела себя со стороны. Увидела сына, играющего в снежки с друзьями. «Хорошо, что у Саши каникулы, – пронеслась мысль в голове, – и хорошо, что у него есть любящие папа и бабушка…»
А спустя пару дней, возвращаясь из душа в свою комнату, я потеряла сознание в длинном коридоре коммуналки. Меня подхватила под руки пожилая соседка.
– Ты что это, совсем ничего не ешь? Так нельзя, девочка… Смотри, какая ты вся белая… – ласково выговаривала она мне, усаживая на диван.
Что было на это ответить… У меня не было ответов, не было и страха. Была какая-то апатия. Ко всему… «Был бы сын рядом, я не позволила бы себе так раскваситься…» – единственное, о чем я подумала тогда.
Странно: находясь в чужой стране, я чувствовала себя уверенней и спокойней, чем в России, и в этом была несомненная заслуга Генриха, который помог мне устроить не только быт, но и успокоить душу. Как сложатся наши отношения дальше? Думать об этом не хотелось. Я была настолько влюблена, что разум отказывался вмещать в себя что-то еще. Зачем? Все шло своим чередом, не без трений и проблем, но все же основываясь на взаимных чувствах. Я так думала.
Глава 18
Признание Генриха. Рухнувшие надежды
Незаметно пролетели и Новый год, и зима 1998-го…
Я успешно сдала все экзамены по немецкому, получила сертификат и вполне могла подавать документы на учебу в любой университет Германии. Флетчер отговаривал меня от этого, ссылаясь на свой опыт, да и возраст, мол, у меня, не такой уж студенческий.
Великий организатор все больше открывался мне с другой, так называемой «арийской», стороны, показывая истинные черты своего характера и часто указывая мое на место в этой стране, в иерархии немецкого общества.
