После поворота, миновав песчаный холм, автомобиль въезжает в сосновый перелесок. За ним начинается глубокая песчаная яма, которую не объедешь. Пренеприятный сюрприз. Похоже, без буксира не справиться.
– Остановись, Густель!
Я вылезаю. Утопая в песке, брожу между соснами в поисках объезда и, наконец, нахожу местечко, где, кажется, можно проехать. Метр за метром Густель проползает вслед за мной на первой скорости. Из-под колес вздымается песок. Автомобиль упрямо продолжает карабкаться на горку и наконец на полном газу выезжает из ямы. Я бегу за ним. Густель справился – вывел нашу «тележку» на твердую землю. Я мигом заскакиваю в машину, и мы едем дальше.
Проехав метров сто, мы замечаем, что дорога раздваивается. Странно! Приближаясь к развилке, видим, что все машины вынуждены были сворачивать в сторону, чтобы объехать лежащую прямо посреди дороги мертвую лошадь, тяжеловесное охладелое животное, которое, очевидно, к ночи совершенно обессилело и пало прямо здесь.
На мгновение мы притормаживаем и молча смотрим на кобылу – белую в яблоках. Вид этого околевшего создания, валяющегося посреди дороги, приводит в отчаяние. Животное все осунулось. На загривке видны открытые, гноящиеся нарывы, над которыми стаями кружат черные мухи. В широко распахнутых глазах, неподвижно устремленных в небо, застыла печаль. Края век облепили тысячи навозных мух.
– Гиблое дело, Густель, – в конце концов произношу я, – едем дальше.
Он кивает:
– Да, всего лишь лошадь.
Взвыл мотор. Густель включает первую скорость, жмет на газ и так быстро отпускает сцепление, что машина резко срывается с места. Мне передаются его чувства. Я и сам чувствую то же самое. Мы молчим.
В полном изнеможении, перетряхнув все свои косточки, к закату мы все-таки добираемся до Новосокольников и останавливаемся перед дверями полевого госпиталя.
Здесь тяжелейший кризис: не хватает рук. Из-за внезапного увеличения числа раненых все работники медсанбата оказались перегруженными. Ответственный за корпус врач не знает, что и делать. Русские усилили сопротивление перед Великими Луками, где с большими потерями идут ожесточенные бои за переправу через Ловать. Это место расположено на важнейшем железнодорожном пути России, который, проходя через Ржев и Себеж, соединяет Москву с Курляндией, Ригой и Лиепаей. По этой дороге русские перебрасывают в места сражений запасные дивизии из Москвы и подвозят в большом количестве артиллерию всех калибров. Нет недостатка и в снаряжении. Отчаянно и ожесточенно повсюду гремят бои.
До нас доходит неприятная новость: дополнительный корпус соседней армии, сражающейся на правом фланге, вводят в бой слишком поздно. Из-за этого две наши ударные дивизии вынуждены перейти к обороне и отступить за Ловать – первое весьма ощутимое поражение.
В связи с последними обстоятельствами главный врач корпуса спешно приказал своему второму лазарету переместиться ближе к фронту и расположиться в Новосокольниках. Тем временем здесь уже кипит напряженная работа.
Наш полевой госпиталь переполнен. Сотням раненых уже оказана помощь. Люди с легкими ранениями перевезены в другое место. Перед нами около двухсот солдат с тяжелыми и крайне тяжелыми ранениями, которым требуется операция и которых еще нужно разместить. Главврач распределяет их по разным домам. Не остается ничего другого, хотя при этом мы теряем возможность постоянно следить за всеми.
Я тотчас включаюсь в работу и начинаю оперировать. Приток раненых не прекращается, становится все тяжелее, положение крайне напряженное.
Хуже всего то, что иссякают запасы перевязочного материала. У нас еще осталось немного бинтов, компрессов, гипсовых повязок. Все закончилось! Обеспокоенный главврач, мой давний знакомый, подходит к операционному столу, за которым я работаю, и спрашивает, что можно сделать. Не прекращая операции, я обдумываю проблему и советую обратиться к полкам, не исключено, что они помогут нам с перевязочными материалами.
Я останавливаюсь, чтобы скорректировать действия молодого ассистирующего врача:
– Держите крючки крепче, раздвигайте сильнее, мне плохо видно. Так, вот-вот, теперь правильно. Постойте, не уходите! – кричу я главврачу вслед и – снова ассистенту: – Вы что, не видите, что из сосуда брызжет кровь? Зажать, быстро!
Он выполняет.
– Попробуйте просто отправить два грузовика, скажем, до Каунаса. Пусть они привезут перевязочный материал, гипсовые повязки и шины. Потребуйте еще один или два полных набора хирургических инструментов и не забудьте самое главное – скобы Киршнера.
– А еще нам очень не хватает игл и шовного материала, – раздается голос врача от соседнего стола.
Главврач все понял. Не говоря ни слова, он бежит на улицу. До нас отчетливо доносится его голос. Вскоре на улице с грохотом заводятся два грузовика. Водителям выдают необходимые справки и документы. Машины отъезжают, постепенно вдали затихает шум моторов.
Мы продолжаем оперировать, семь часов без перерыва. Я беру на себя два тяжелых брюшных ранения с разорванными кишками, ранение в печень, накладываю шов на простреленную главную артерию руки, обрабатываю несколько ран в ягодичной области, на спине. Напоследок удаляю разорванную почку – человек чуть не умер от кровопотери.
Конвейер страданий движется бесперебойно.
На нас наваливается еще одна напасть – нехватка воды. Из-за отсутствия дождей и палящей жары запасы воды в колодцах и стоячих лужах иссякли, ручьи пересохли. Оставшаяся вода просто вызывает отвращение, она источает дурной запах и по никому не известной причине имеет черноватый цвет. Возможно, в ней содержатся серные соли. Мы ее кипятим. Главврач отправил машину за водой.
В перерыве между операциями я пытаюсь связаться с главным врачом армии, но, несмотря на все усилия, телефонисту не удается прорваться. Тогда я прошу главврача отправить связного, быстро составляю письменное донесение, передаю письмо посыльному и призываю его сделать все возможное, чтобы добраться.
– Речь идет о раненых товарищах. Помните об этом!
– Слушаюсь! – отвечает он и срывается с места. Он едет как сумасшедший, наперекор всем трудностям.
Мы ждем и ждем его ночь напролет, терзаемые беспокойством. Вдруг до нас доходит жестокая новость: он потерпел аварию. Что делать? Недолго думая я сам решаюсь ехать обратно в Пустошку, чтобы оттуда связаться с врачом армии.
Густель является по первому зову. Мы трогаемся в путь уже на рассвете и вновь ползем по старой, изъезженной дороге, по которой проходило наступление. Густель крепко держится за руль, почти высовываясь из окна автомобиля, то и дело переключает скорость. В воздух летит пыль, ям становится все больше.
