«Абрам Иосифович, дорогой друг!
Позволю себе возложить на тебя нелегкий труд. Сообщили мне от твоего имени, что Гранде не согласен дать отзыв о моей рукописи до того, как не закончу ее всеми текстами. Раньше дал согласие на это, а теперь отказывается от своих слов. Бог с ним! Пожалуйста, получи у него мою рукопись и привези мне ее сюда. В течение лета завершу работу над ней.
С уважением и любовью Ф.Ш.»
(Из путевых впечатлений)
В этой моей заметке я не имею в виду касаться тех проблем принципиального характера, которые выплыли у меня во время моей поездки этим летом для обследования хедеров, предпринятого по поручению Общества просвещения. Все это я надеюсь сделать в свое время в ряде последующих статей.
Здесь я хочу лишь поделиться с читателями некоторыми впечатлениями, вынесенными мною из посещения отдельных мест, и раньше всего — тем глубоким, неизгладимым впечатлением, которое произвел на меня один женский хедер в местечке Мире Минской губ. Вплести этот хедер звеном в общую цепь вопросов о женских хедерах, уделить ему обычную рубрику в массе цифровых данных, обусловливающих собою тот или другой общий вывод — значило бы совершить крупную ошибку как по отношению к самим выводам, так и по отношению к этому хедеру. Явление своеобразное, выходящее за пределы обычного, необходимо выделить, поставить особняком. Во-первых — для того, чтобы более ярко подчеркнуть характер общего, так называемого среднего вывода, а во-вторых, чтобы освободить это среднее от примеси нетипичных элементов и представить его потом в чистом виде.
Уже через несколько часов по приезде в Мир в первом хедере я услышал имя Малка. Меламед обратил мое внимание на нее, как на «редкую» женщину, обучающую в своем хедере девочек по своеобразному, ею самой изобретенному методу. Женщин, обучающих девочек механическому чтению и письму, так называемых писательниц, я встретил много на своем пути, а потому я остался равнодушен к словам меламеда — почитателя Малки: «Она работает по своей методе».
На следующий день мне пришлось для выяснения некоторых вопросов, имеющих отношение к иешиботу, посетить Roschieschivo[10]. Делясь со мною своими мнениями и сведениями о меламедах и хедерах, старый раввин упомянул между прочим имя Малки и настоятельно советовал мне посетить ее хедер, функционирующий уже в течение 30 лет. «Все мои дочери и внучки получили свое еврейское образование у Малки», — прибавил почтенный старик, а в тоне, которым были сказаны эти слова, я почувствовал особое уважение к этой женщине.
Понятно, что после этого я немедленно отправился разыскивать пресловутую Малку. Впрочем, искать мне не пришлось: первый попавшийся ешиботник тотчас указал мне место нахождения «Малкина хедера».
Малкин хедер помещается на «главной» улице местечка, в конце длинного узкого переулочка. Уже у поворота в переулок до меня донесся характерный напев многоголосого детского хора, распевающего в унисон какую-то молитву. Было 10 часов утра. В большой комнате на скамейках школьного образца, расположенных амфитеатром вперемежку с обычными «хедерными» столами, сидело около 50 девочек. Дети, по-видимому, еще не все были в сборе. Двери поминутно открывались, торопясь входили запоздавшие девочки, но, пораженные неожиданностью присутствия постороннего человека, они сразу умеряли шаг и, пронизывая меня испытующими взорами, бесшумно занимали места. За одной скамейкой спиной ко мне стоял старик и с указкой в руках управлял хором читающих девочек. Дети обратили его внимание на меня, и он обернулся. Увидев меня, он засуетился в поисках стула и, едва отвечая на мое приветствие, изобразил на своем лице испуг и растерянность. Малки не было дома, она ушла на базар за покупками. Предо мною был ее помощник — муж. Я старался его успокоить, но он не поддался моим увещеваниям и на все вопросы отвечал только, что скоро придет Малка, жена.
Мне осталось уйти, что я и сделал, пообещав вернуться через час.
В условленный час, завернув в переулок, я увидел издали через окно хедера, что Малкин муж, подталкивая девочек одну за другой, гонит их домой. Недоумевающие девочки повинуются и торопливо уходят, подстрекаемые грозным окриком торопящего их ребе.
Увидев меня, старик забормотал:
— Вот дикарки — человека увидели и пустились бежать.
А испугались меня, как и раньше, не девочки. Дело в том, что с базара Малка принесла известие, что по городу ходит «ревизор» и проверяет число учащихся в хедерах. Она поспешила домой и взялась за уменьшение числа своих учениц; но я совершенно нечаянно им помешал... Все это я, конечно, узнал только впоследствии.
Я зашел в дом, за мною — многие из «убегавших» девочек. Здесь я принялся всеми способами уверять стариков в благонамеренности моего посещения. Старик стоял бледный, на глазах Малки появились слезы: «Пожалейте, не лишите куска хлеба...» Я пустил в ход весь арсенал моего красноречия и даже клятвы, но самым сильным и решающим доводом оказалась моя ссылка на раввина... Малка сразу прониклась доверием ко мне и заговорила. А муж еще долго смотрел на свою жену сердито, как бы молчаливо упрекая ее в легкомысленном доверии.
Я прислушался внимательно к рассказу Малки и через несколько минут стал замечать, что она пересыпает свою речь какими-то складными размеренными фразами. Скоро я уловил, например, такую строфу:
Ваш приход
Да принесет добро
И через Вас да пошлет
Нам Бог
Разные милости...
אייער קומען
זאל מיר וואהל בעקומען
און גאט זאל דורך אייך שוקען
ונז אלעמען גליקען
Я решил было, что эти строки вырвались у нее и промелькнули случайно. Затем она долго рассказывала мне о своем прошлом и настоящем, о своих методах преподавания, об успехах учениц; и вдруг неожиданно опять вставляла ряд рифмованных строк, выражающих опасение:
Могу ли я себе представить,
Что из этого выйдет?
Что ждет меня
И что случится завтра...
קאן איך דען בעקלערן
וואס וועט דערפון וורען?
פון אונז איז דאך פאר בארגען
וואט וועט געשעהן מורגן...
И тому подобные звучные, стихотворные строфы, которые живым ручьем лились из уст этой 60-летней еврейской народной учительницы.
