Совершенно пал духом Крутиков.
«Я, — рассказывал он, — перестал есть и спать. Все спят семейные, я один не сплю. То плачу, то перекрещусь: суди Господь волю Твою! Однажды вечером пришел домой совершенно усталый и лег, а душа беспокоится, не дает мне покою ни на миг. Снова стал молиться, креститься. Наконец, не выдержал, вскочил с постели и пошел к соседу. Так случилось, что в тот вечер к нему приехала в гости из Петербурга родственница и навезла новостей. Пошли разговоры о том о сем. Рассказал я гостье о своем горе, а она вдруг и говорит:
— Вот возьми-ка, голубчик, эту книжку да прочти ее хорошенько. Это про блаженную Ксению. Слышала я, что помогает в горе. Ты почитай книжку да помолись хорошенько, авось Господь поможет тебе в несчастье.
Взял я эту книжку, ушел домой, зажег огонь и всю ночь просидел — читал. Очень заинтересовала она меня. И чем дальше ее читал, тем больше мне хотелось знать все про эту Ксению. Описание проявлений милости Божией ко всем нуждающимся, по молитвам рабы Божией Ксении, очень на меня подействовало.
Прочитал я эту книжку несколько раз, потушил огонь, перекрестился и под утро лег. Но снова не мог уснуть. Что будет с моей семьей, если меня посадят в тюрьму? Время самое рабочее, а работник я один: в семье у меня то малый, то старый, пропадет моя семья… Снова вскочил я с постели, подошел к божнице и стал молиться о помощи рабе Божией Ксении, обещал соорудить ей неугасимую лампаду и всегда свято чтить ее память, если дело мое останется без последствий и меня не посадят в тюрьму.
И что же случилось? В назначенный день уездный член Окружного суда приехал на суд в волостное правление. Просителей и подсудимых набралось множество. Устроили всем перекличку: вызвали и меня, и Прокофьева, и свидетелей. Все оказались налицо.
Началось разбирательство дел. Много дел рассмотрел судья, много и времени прошло. В комнате суда было страшно душно. Настало время обеда, а мое дело все не рассматривается. Тогда я решил в последний раз попытаться примириться с Прокофьевым и спросил письмоводителя:
— А что, скоро будет разбираться наше дело?
— Нет еще, — ответил тот. — Будет разбираться последним.
— Так можно нам пойти чайку попить?
— Ну что ж, ступайте, пейте свой чай, — с усмешкой сказал письмоводитель. — Есть еще время…
Вышли мы с Прокофьевым из волостного правления и пошли в чайную. Дорогой я неустанно призывал в помощницы Ксению и предлагал Прокофьеву покончить дело миром. Но тот уперся и не соглашался. Пришли мы в чайную, заказали чаю. «Авось за чаем помиримся», — думал я и снова мысленно молил блаженную. И еще чашки мы не выпили, как бежит сторож волостной и кричит, руками машет:
— Что вы тут, дураки, делаете! Ваше дело разбирают, а вы чаи распиваете! Бегите скорее в суд!
Я, как сумасшедший, бросился обратно, а Прокофьев и свидетели не поверили сторожу, остались пить чай. Прибежал я в суд, едва успел к судье протиснуться, а он уже спрашивает:
— Не желаете ли вы, Крутиков и Прокофьев, покончить дело миром? Что скажете?
— Так точно, ваше благородие, очень желаю, — ответил я с жаром.
— Ну а что вы скажете, Прокофьев?
— Его здесь нет, — ответил письмоводитель. — Он со свидетелями ушел в трактир чай пить.
— Ах они свиньи этакие! Я нарочно из города сюда приехал, чтобы крестьянам меньше расходу было, а они за две версты пришли и не могли дождаться разбора дела, — рассердился судья.
Затем что-то написал в деле и вслух всем объявил:
— Дело Прокофьева с Крутиковым оставляется без последствий.
Только он объявил решение, как является и Прокофьев со свидетелями.
— Я здесь, — объявился Прокофьев.
— Пошел вон! — сказал ему судья. — Иди допивай чай! Ваше дело решено уже. Без последствий!
Много смеху было над Прокофьевым со стороны всех присутствующих, но мне-то было как раз не до смеха, ужас объял меня. «Вот, — думал я, — что делает Господь! Вот как доходчивы молитвы праведников, угодников Его». И побежал я, ни на кого не оглядываясь, только мысленно благодаря Ксению родную, что можно теперь семью мою порадовать.
После этого все мы в семье решили послать денег в часовню ее на Смоленском кладбище — на масло к неугасимой лампаде и на панихиду по ней. Вот теперь и молимся ей всегда, как святой. Она и есть святая, потому как помогла семейство от сраму избавить…»
Пропащий муж
В конце XIX столетия в городе Вильно проживало семейство Михайловых, состоявшее из мужа — военного чиновника в отставке, жены его Марии Васильевны и единственной их дочери Евгении, гимназистки. Муж получал пенсию: 970 рублей в год. На эти скромные средства, при взаимной любви друг к другу, семья жила вполне счастливо.
Но Провидение сулило внезапную перемену участи. Однажды дочка простудилась, заболела воспалением легких и умерла. Невозможно передать горе родителей: жена целые дни проводила на могиле дочери, впав в отчаяние, а муж начал пить водку. В пьяном виде он становился придирчивым и несносным. В семье вместо прежней тихой и благочестивой жизни начался настоящий ад: каждый день шум, ругань, крики, драка. Бедной Марии Васильевне не стало в доме житья. Наконец, муж как будто одумался: перестал пьянствовать, ходил целыми днями мрачный, о чем-то все время думал, до поздней ночи где-то пропадал, с женой почти не разговаривал.
Прошло несколько месяцев со дня смерти дочери. Вдруг муж объявил Марии Васильевне, что не намерен дольше оставаться в Вильно, что получил место в Ташкенте и что если она хочет ехать с ним, то должна тотчас распродать свое имущество и укладываться: через неделю состоится отъезд. Если же она не желает ехать с ним, то может остаться в Вильно. Он будет высылать ей 50–60 рублей в месяц на содержание.
Долго раздумывала Мария Васильевна над предложением мужа: она была очень привязана к дочке, привыкла жить в Вильно, к тому же боялась, что муж опять начнет пить. Так много горя увидела женщина в последние месяцы, а если это случится в чужой, далекой стороне… Мария Васильевна решила остаться в Вильно.
Первые месяцы муж аккуратно посылал жене деньги, хотя и не писал писем. Затем содержание стало высылаться реже и наконец совсем прекратилось. Марии Васильевне пришлось распродать всю обстановку, вещи. Сначала она поселилась в комнатке, но средства ее вскоре истощились окончательно, нечем было платить за комнату, нечего было есть. Оставалось единственное — просить милостыню Христа ради. На ее счастье на помощь пришло Виленское общество защиты женщин, случайно узнавшее о ее положении. Оно определило ее в богадельню, попыталось разыскать мужа, но толку из этого не вышло никакого. Марии Васильевне посоветовали самой съездить в Петербург и там навести справки о муже.
