Наступило тягостное молчание. Все смотрели на Сталина, дожидаясь, что он скажет в ответ на услышанное.
Устремив глаза на пепельницу, в хрустальных ложбинках которой дробился отраженный свет потолочной люстры, он положил в пепельницу трубку, шевельнул в раздумье усами и приглушенно спросил, будто обращаясь к самому себе:
- А если бы господин Гесс, разумеется полетевший к вам с согласия Гитлера, обратился непосредственно к премьеру Черчиллю и предложил ему с соответствующими гарантиями мир с Германией в предвидении войны Германии против нас или даже совместный с Великобританией поход против Советского Союза?.. Ведь господин Черчилль не устает глаголить о своей ненависти к коммунизму?.. Как бы при такой ситуации развернулись события?..
Краем глаза Сталин заметил, как в руке Молотова сверкнул белизной платок, которым он стал промокать лоб, услышал, как тяжело задышал Литвинов. Понимал: допустил чудовищную недипломатичность и поставил Бивербрука в тяжелейшее положение. Но не сожалел о сказанном. Мысли его будто набирали разбег по холодной брусчатке ожесточения. Хотелось говорить еще и еще - о том, как враждебен мир капитала социализму и сколь кровожаден фашизм, алчность которого даже при классовом родстве буржуазного мира не признает границ. Так бывает, когда, оказавшись в одной банке, сильная крыса пожирает слабую. Впрочем, человечество тысячелетиями ведет войны, которые питают друг друга. Но то - в прошлом...
Кабинет будто наполнялся холодом, и тишина в нем становилась нестерпимой.
Наконец Сталин поднял глаза на Бивербрука и сказал:
- Я не требую от вас ответа. Я просто размышляю. А мы сейчас в таком положении, что можем задавать себе вопросы без дипломатического этикета... Давайте вернемся к нашему делу.
- Да-да! - впервые подал голос Молотов. - Мы несколько сбились с курса. Нас ждут конкретные дела.
Сталин с пониманием посмотрел на него, грустно улыбнулся и, видя, что Гарриман взял в руки листы бумаги с напечатанным текстом, сказал ему:
- Мы слушаем вас, господин Гарриман.
Посланец Рузвельта, обращаясь к Литвинову, как переводчику, стал медленно читать записку, содержавшую ответы британской и американской делегации., по отдельным пунктам списка советских заявок, составленных с учетом мнений совместных рабочих комиссий. Затем вручил записку Сталину и тут же положил перед ним список товаров, которые желательно получить Англии и США из СССР.
Никто не понял, почему Сталин, взглянув на бумаги, хмыкнул. Ему показалось забавным, что записка о возможных поставках союзников Советскому Союзу изложена на английском языке, а списки поставок из СССР - на русском. Всмотревшись в документы, он сказал:
- Мы могли бы взять восемь - десять тысяч трехтонных грузовиков в месяц. Если невозможно, то согласны были бы взять часть полутора- и двухтонными. Более тяжелые машины нам не нужны - многие наши мосты не очень грузоподъемны...
Итак, пункт за пунктом обсуждали весь "список предметов снабжения".
Список, в общем-то, был внушительным. США и Англия брали на себя обязательство с 1 октября 1941 года по 30 июня 1942 года ежемесячно поставлять в Советский Союз 400 самолетов, 500 танков, 2 тысячи тонн алюминия, зенитные и противотанковые орудия, автомашины, полевые телефонные аппараты, олово, свинец - всего около семидесяти наименований.
Когда завершилось обсуждение и уточнение списка, Сталин пристально посмотрел на Молотова, словно собираясь задать ему какой-то важный вопрос, но ни о чем не спросил и обратился к Гарриману:
- Я полагаю, что эти замечательные результаты наших переговоров должны быть завершены нашим с вами письменным соглашением.
Такое предложение было неожиданным для Гарримана. Его утонченное интеллигентное лицо покрылось румянцем, и он, взглянув на Бивербрука, сбивчиво ответил:
- Господин Сталин, у меня нет полномочий подписывать что-либо... А для получения инструкции из Вашингтона требуется время...
- Это ненужная формальность, - поддержал коллегу Бивербрук. - Ведь соглашение о взаимопомощи между США и Великобританией тоже является неофициальным.
- Вам проще, - настаивал Сталин. - У вас банковские связи, сотрудничество корпораций. Да и конференции на сей счет у вас не было... А кроме того, в нашем документе мы закрепим обязательства Советского Союза о сырьевых поставках Англии.
Гарриман заколебался, но при этом сказал:
- Соединенные Штаты посылали миссию к Чан Кайши и поставляли ему вооружение тоже без подписания какого-либо документа...
- И мы нескольку месяцев назад отправили в Китай самолеты и артиллерию для их борьбы с японцами, - сказал Сталин.
- Как?! - удивился Гарриман. - У вас же с Японией договор о нейтралитете!
- В договоре нет пункта, запрещающего нам отправлять оружие китайцам... Кстати, надо изобретать клин, чтобы вбить его между японцами и немцами, исходя из того, что Япония не терпит какой-либо зависимости. Япония - это ведь не Италия.
Тема переговоров иссякла. Все сошлись на том, что вопрос о трехстороннем письменном соглашении будет решен завтра с Молотовым при участии послов США и Великобритании.
Упоминание о послах неожиданно вызвало разговор, который, как окажется позже, приведет к отзыву из Москвы сэра Стаффорда Крипса и посла США Штейнгардта, а из Вашингтона - советского посла Уманского.
- Ваш Штейнгардт - явный пораженец, - скрывая раздражение, сказал Сталин и, поднявшись из-за стола, начал прохаживаться, дымя трубкой. - Он, как и его ближайшие сотрудники, кликушествует о якобы нашем грядущем поражении. Его беспокоит только личная безопасность. За шесть первых недель войны Штейнгардт дважды паниковал и требовал, чтобы его вместе с посольством отправили за Волгу.
Гарриман не хотел соглашаться со Сталиным.
- У нас другое мнение о Штейнгардте, - утверждал он. - Наш посол сделал все возможное для улучшения советско-американских отношений.
- А как там в Вашингтоне чувствует себя наш посол Уманский? неожиданно спросил Сталин.
- Дипломат высокого класса, - с непонятной холодностью ответил Гарриман. - Но с крайностями. Он усерден в своей деятельности до ненужной степени. Он с таким энтузиазмом обращался ко многим влиятельным людям по вопросам поставок в Советский Союз, что они больше раздражались, чем проявляли доброжелательность.
- Что вы скажете о Майском? - Сталин остановился перед лордом Бивербруком.
- Более искусного дипломата я в своей жизни не встречал! - восторженно ответил Бивербрук. - Умен, образован, прекрасный оратор, умеет растопить лед отчуждения самых ярых противников. Но...
- Что "но"? - насторожился Сталин.
- Временами он бывает слишком суров с нами.
