Пространство, время, две главные тайны. Преображение ничего в нечто непостижимо для человеческого ума.
Ток времени — обычная поэтическая условность: время не течет. Время совершенно неподвижно. Мы ощущаем его как движение, потому что оно есть среда, где происходят развитие и изменение или же где вещи статичны, как станции66.
Набокову предстояло еще несколько лет обдумывать идеи Бергсона о времени, и только в конце 1965 года, когда родилась «Ада», он вдруг понял, что в этом барочном дворце есть особое место для «Ткани времени». Записывая свои размышления о природе времени, Набоков конечно же еще не представлял себе «Ады», хотя роман постепенно созревал в его воображении: между весной 1958 года, когда он забросил «Бледный огонь», и ноябрем 1960-го, когда вспыхнула новая искра вдохновения, Набоков собирал в свою копилку еще бессвязные впечатления, в будущем составившие «Аду».
Когда Герберт Голд вошел в опустевший кабинет Набокова, на столе лежал «Доктор Живаго» с несметными пометками на полях («пошлость!» «идиотство!» «скучно!») и записка: «Дорогой г-н Голд, оставляю Вам мой экземпляр „Доктора Вана Клиберна“»[136]67. Остальные вещи Набоковы отдали на хранение на склад «Дин оф Итака» и 24 февраля окончательно покинули Корнель. Путешествие запомнилось им в основном тем, что машина чуть не слетела в кювет на скользкой дороге севера штата Нью-Йорк68.
На следующий день они доехали до Манхэттена и поселились в уютных апартаментах отеля «Уиндермир». Там Набоковы прожили полтора месяца, часто встречаясь с Дмитрием, Вериной сестрой Соней Слоним и кузиной Анной Фейгиной; впрочем, дел у них тоже хватало. В первые же четыре дня у Набокова брали интервью журналы «Тайм», «Лайф», книжное обозрение «Нью-Йорк таймс», лондонские газеты «Дейли мэйл» и «Дейли экспресс». Просили интервью и три телевизионные программы, но он отказался. Месяц спустя журнал «Пипл» писал: «Еще ни одна книга за всю историю издательского дела не вызывала такого шума»69.
До Набокова дошли слухи, что на деньги, полученные от продажи его романа, Морис Жиродиа собирается открыть в Париже ночной клуб и назвать его «Лолита»70. Этот план так и не осуществился, но Набоков описал подобные капризы славы в «Аде», где фильм по мотивам изначально отвергнутой первой книги Вана «Письма с Терры» пользуется успехом «Звездных войн»[137], а бордели Эрика Вина «Вилла Венус» переживают краткий, но буйный расцвет. «Лолита» становится книгой Осберха — Борхеса, с которым Набокова так часто сравнивали в шестидесятые годы, — а романтически настроенные горничные трепещут от «Доктора Мертваго».
Первого марта Набоков впервые встретился со своим будущим английским издателем. Помня Жиродиа, он поначалу не доверял Джорджу Вайденфельду. Постепенно Вайденфельд покорил Набокова своей готовностью в течение трех лет напечатать не только «Лолиту», но и «Под знаком незаконнорожденных», «Приглашение на казнь», «Подлинную жизнь Себастьяна Найта», «Дар» или «Защиту Лужина», «Николая Гоголя», «Память, говори» и «Смех в темноте»71. В дальнейшем в этот план были внесены некоторые изменения, но «Лолита» вскоре обогатила молодое издательство Вайденфельда, и в течение последующих тридцати лет оно издавало почти что все — старые и новые — книги Набокова. В шестидесятых и семидесятых годах надежнейший издатель Набокова и талантливейший автор «Вайденфельда» стали близкими друзьями.
Набоков отослал издателям последнюю корректуру французского перевода «Лолиты» и обговорил с «Боллиндженом» возможность издать перевод «Евгения Онегина» с русским текстом en regard[138]72. Еще шесть недель он редактировал свой перевод «Слова о полку Игореве» и составлял к нему примечания, которые, как Набоков писал Эдмунду Уилсону, «унаследовали ген Евгения и грозят вырасти в еще одного мамонта»: «Россия никогда не сможет уплатить мне все свои долги»73. Это не было хвастовством. Вскоре после приезда в Америку Набоков стал автором самого замечательного англоязычного труда, посвященного Гоголю, сложнейшему русскому писателю девятнадцатого века, — теперь же он переводил и комментировал величайшие произведения современной и древней русской поэзии.
Помня плохую погоду и спартанское жилье короткого прошлого сезона, Набоковы отправились на юг за теплым летом. Набокову необходимо было хорошо отдохнуть, и они ехали медленно, кружным путем, охотясь по дороге на бабочек. Они выехали 18 апреля и на четыре дня остановились насладиться цветением кизила и изобилием бабочек в Гатлинбурге, штат Теннесси. В палате общин готовились к третьему чтению законопроекта о преступлениях против нравственности, федеральная полиция Австралии и местная полиция Нового Южного Уэльса только что ворвалась в редакцию сиднейской газеты «Нейшн» в безуспешной попытке конфисковать экземпляр «Лолиты» (газета напечатала сцену, в которой Гумберт убивает Куильти), издание «Лолиты» восторженно встречали во Франции, а Набоковы безмятежно катили через Бирмингем, штат Алабама, и Сан-Антонио, штат Техас, и вокруг них, впереди и сзади, ревели бури, выходили из берегов реки, гремели громы, но на их долю выпало всего лишь один или два ливня74.
В Увалде на юге Техаса гроза превратила русло пересохшей реки возле мотеля в пышный цветистый луг — в «Аде» он станет «оцепененьем рожденных дождем пустынных цветов». Набоковы провели четыре дня в национальном парке Биг-Бенд, «великолепном полутропическом месте, новейшем (и дичайшем) из наших национальных парков», где их предупредили, что следует опасаться чересчур игривых горных львов и вездесущих гремучих змей. Молодой канадец, их новый знакомый, позаимствовал у них сачок и принес гремучую змею. Сам Набоков гордился пойманной «дивной, явно не описанной, зеленой хвостаткой, близкой к M. siva»75.
К середине мая они добрались до Флагстаффа, штат Аризона, и на следующий день отправились на двадцать пять километров южнее, в каньон Оук-Крик. Узкий каньон круто обрывается вниз с двухкилометровой высоты плато, поросшего пондерозами и пиниями; вдоль бегущего по склону ручья высятся клены, дубы, ясени и тополя. Внизу выступают из земли скалы — красные, округлые шероховатые наросты, словно толстые узловатые пальцы — страна Макса Эрнста, — и можжевельник вытесняет другие деревья. Еще ниже колючая груша и полынь — начинается пустыня. Набоков представил себе, что и фауна здесь должна быть подобна флоре — сочетание арктической и субтропической, — и решил остаться. Он позвонил Дмитрию из стеклянной телефонной будки, стоявшей среди этого безлюдья, и попросил срочно прислать ему окончание перевода «Приглашения на казнь»76. Этот телефонный звонок тоже нашел отражение в сцене «оцепененья пустынных цветов» из «Ады» («я позвонил к тебе в гостиницу из придорожной будки, чистый хрусталь которой еще сверкал слезами после страшной грозы»). Фантасмагорический успех «Лолиты» и набоковское восхищение его Америкой станут частью зачарованного мира Антитерры.
