Василевский о приезде Жукова на Воронежский фронте не обмолвился ни единым словом. Как я подозреваю, разговор двух друзей был в тот раз не слишком приятным, и Александр Михайлович предпочел о нем умолчать. Ротмистров же был пооткровеннее и подробно описал свою встречу с Георгием Константиновичем вечером 13 июля: «Вернувшись на свой командный пункт, я неожиданно встретил здесь заместителя Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза Жукова. С них находился и член Военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенант Хрущев. Маршал был почему-то мрачным (и было с чего, когда узнал о потерях армии Ротмистрова! — Б. С.). Он молча выслушал мой доклад о сложившейся обстановке… и приказал ехать с ним в 29-й танковый корпус…
По дороге маршал несколько раз останавливался и пристально осматривал места прошедшего танкового сражения. Взору представилась чудовищная картина. Всюду искореженные или сожженные танки, раздавленные орудия, бронетранспортеры и автомашины, груды снарядных гильз, куски гусениц. На почерневшей земле ни единой зеленой былинки… Георгий Константинович подолгу задерживал взгляд на изуродованных таранами танках и глубоких воронках.
«Вот что значит сквозная танковая атака», — тихо, как бы сам себе, сказал Жуков, глядя на разбитую «пантеру» и врезавшийся в нее идей танк Т-70. Здесь же, на удалении двух десятков метров, вздыбились и будто намертво схватились «тигр» и «тридцатьчетверка». Маршал покачал головой, удивленный увиденным, и даже снял фуражку, видно отдавая дань глубокого уважения нашим погибшим героям-танкистам, которые жертвовали своей жизнью ради того, чтобы остановить и уничтожить врага.
До КП генерала И.Ф. Кириченко доехали благополучно. В пути я доложил Жукову, что основную тяжесть удара противника в сражении 12 июля выдержал 29-й танковый корпус и частично соединения 18-го корпуса. Поэтому после доклада комкора маршал поблагодарил Ивана Федоровича и в его лице весь личный состав корпуса за проявленное мужество в борьбе против немецко-фашистских захватчиков, приказал генералу представить наиболее отличившихся к правительственным наградам. Затем он в течение часа с НП комкора наблюдал за боем. К тому времени стороны, исчерпав свои наступательные возможности, вели лишь огневой бой. Изредка рвались снаряды, посвистывали пули, вдали, в расположении противника, наблюдалось передвижение танков, бронетранспортеров и автомашин.
Вернувшись на мой КП, Жуков дал ряд указаний и сообщил, что он назначен представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Воронежском и Степном фронтах. Василевскому Ставка поручала координировать боевые действия Юго-Западного и Южного фронтов».
Дальше в мемуарах Ротмистрова — загадочное многоточие. Может быть, Павел Алексеевич все же решился поведать о предложении Жукова снять командующего 5-й гвардейской танковой армии со своего поста и предать суду, да бдительные редакторы уже после смерти автора это место купировали? Хорошо бы, конечно, переиздать все важнейшие мемуары о Великой Отечественной войне в оригинальных авторских редакциях, без редакторских вставок и купюр. А то ведь даже и самые последние издания воспоминаний военачальников в перестроечную и постперестроечную эпоху, хотя и объявляются как выпускаемые «без каких-либо изъятий», на самом деле эти изъятия и произвольные дополнения содержат в большом количестве.
Хрущев ту памятную поездку с Жуковым и Ротмистровым к месту недавнего танкового сражения также запечатлел в своих мемуарах: «К нам приехал Жуков. Мы с ним решили вдвоем поехать в танковую армию к Ротмистрову, в район Прохоровки… У Ротмистрова тоже разгорелось сражение. На полях виднелось много подбитых танков — и противника, и наших. Появилось несовпадение в оценке потерь: Ротмистров говорил, что видит больше подбитых немецких танков, я же углядел больше наших… С обеих сторон были ощутимые потери». Должен сказать, что в данном случае зорче взгляд был у Никиты Сергеевича. Хотя и он не избежал преувеличения в оценке неприятельских потерь. Вряд ли 5 разбитых танков и еще полсотни поврежденных машин так уж ощутимо подорвали боеспособность эсэсовского танкового корпуса.
Вероятно, сразу после поездки с Ротмистровым к месту боев, а может, и еще раньше, вскоре после приезда в штаб 5-й гвардейской танковой армии, Жуков сообщил Верховному свое мнение о необходимости снять и судить ее командующего. Но на защиту Ротмистрова грудью встал Василевский. Александр Михайлович понимал, что ему тоже может не поздоровиться — как-никак отвечал за ввод в сражение 5-й гвардейской и 5-й гвардейской танковой армий. Ночное донесение Василевского Сталину, помеченное 2 часами 47 минутами 14 июля 1943 года, вполне возможно, было реакцией на жуковское предложение.
Начальник Генштаба сообщал Верховному Главнокомандующему: «По наблюдениям за ходом происходящих боев и по показаниям пленных, делаю вывод, что противник, несмотря на огромные потери, как в людских силах, так и, особенно, в танках и авиации, все же не отказывается от мысли прорваться на Обоянь и далее на Курск, добиваясь этого какой угодно ценой. Вчера сам лично наблюдал к юго-западу от Прохоровки танковый бой наших 18-го и 29-го корпусов с более чем двумястами танками противника в контратаке. Одновременно в сражении приняли участие сотни орудий и все имеющиеся у нас РСы (реактивные снаряды, „катюши“. — Б. С.). В результате все поле боя в течение часа было усеяно горящими немецкими и нашими танками. В течение двух дней боев 29-й танковый корпус Ротмистрова потерял безвозвратными и временно вышедшими из строя 60 процентов, а 18-й корпус — до 30 процентов танков. Потери в 5-м механизированном корпусе незначительны… Учитывая крупные танковые силы противника на прохоровском направлении, здесь на 14.VII главным силам Ротмистрова совместно со стрелковым корпусом Жадова поставлена ограниченная задача — разгромить противника в районе Сторожевого, севернее Сторожевого, совхоза „Комсомолец“, выйти на линию Грязное — Ясная Поляна и тем более прочно обеспечить прохоровское направление. Не исключена здесь и завтра вероятность встречного танкового сражения. Всего против Воронежского фронта продолжают действовать не менее одиннадцати танковых дивизий, систематически пополняемых танками. Опрошенные сегодня пленные показали, что 19-я танковая дивизия на сегодня имеет в строю около 70 танков, дивизия „Райх“ до 100 танков, хотя последняя после 5.VII.43 уже дважды пополнялась».
Немецкие дивизии, действительно, пополнялись танками — только не новыми, с заводов, а теми поврежденными, которые удавалось отремонтировать. Это обстоятельство Александр Михайлович предпочел не уточнять. Зато в итоговом донесении по оборонительному сражению, составленном Ватутиным и Хрущевым 23 июля, отмечалось, что «значительная часть подбитых танков противником быстро восстанавливалась». Василевскому же мифическое «пополнение» германских танковых соединений понадобилось для того, чтобы сделать правдоподобнее утверждения о крупных, не меньших, чем у Воронежского фронта, потерях противника в бронетехнике. Похоже, советские генералы и маршалы прониклись верой, что неприятельские танковые войска до предела обескровлены, и даже сильно потрепанной армии Ротмистрова на 14 июля ставилась хотя и ограниченная, но наступательная задача. Между тем наивно было думать, что 5-я гвардейская танковая, несмотря на трехкратное превосходство в танках, проигравшая Прохоровское сражение, сумеет кого-нибудь разгромить теперь, когда противник имел двукратный перевес по числу броневых машин.
