В битве при Ваграме Даву была поставлена задача разгромить левый фланг австрийской армии и выйти в тыл противника, одновременно зорко присматривая за положением дел на правом фланге французской армии, где вероятным было появление войск эрцгерцога Иоанна, шедшего на помощь главной австрийской армии. Накануне сражения Наполеон сказал, обращаясь к свите: «Вот увидите, Даву выиграет мне и эту битву!» Герцог Ауэрштедтский блестяще справился с порученным ему заданием. Как и прежде, 3-й корпус сражается упорно и жестоко; как и прежде, его командира видят на самых опасных участках. В ходе боя под ним убивают лошадь; находившийся рядом с Даву генерал Гюден получает четыре раны. Сломив сопротивление левого крыла австрийцев, которым командовал Розенберг, Даву с боем входит в Ваграм, угрожая тылам австрийской армии. Именно это и уничтожило все шансы эрцгерцога Карла на благоприятный исход сражения.
...
Кстати , у неуживчивого и угрюмого Даву все же были среди его подчиненных свои любимцы. Ими стали знаменитые дивизионные генералы, командиры его 3-го корпуса Моран, Гюден и свояк маршала Фриан. Этой четверке удалось сработаться до такой степени слаженности, что они понимали друг друга на поле боя без слов. Взаимопонимание было таково, что Даву категорически отказывал самому императору (!) заменять кого-либо из своих раненых дивизионщиков заслуженными генералами из чужих корпусов. Так было после Ваграма, когда Гюдена очень тяжело ранило и Бонапарт распорядился заменить его генералом Пюто. Даву пришел в дикую ярость оттого, что это назначение не согласовали с ним, начальником корпуса. Он бешено наорал на прибывшего к нему Пюто, опешившего от такого «теплого» приема. Правда, вскоре Даву понял, что перегнул палку и генерал Пюто не заслужил тех резких слов, которыми он встретил его. На самом деле Пюто даже не знал, что будет заменять самого прославленного Гюдена. Маршал отправил адъютанта к Пюто с просьбой присутствовать на приеме, который он давал для офицеров своего корпуса. На нем, в присутствии всего штаба, Даву взял обратно свои слова, несправедливо сказанные в адрес генерала, и просил извинить его за вспышку гнева, вызванную тяжелым ранением генерала Гюдена. Пюто, отлично зная тяжелый и сложный характер «железного» маршала, был потрясен публичным извинением Даву в присутствии всего офицерского состава корпуса. Лишившись в походе на Москву в 1812 г. Гюдена и Морана, а заодно и своего образцового корпуса, Даву в чем-то утратил свою уникальность и уже никогда не был на первых ролях. Парадоксально, но факт…
Наполеон ценил Даву очень высоко. Никому из своих маршалов, кроме Даву, он не доверял самостоятельно командовать корпусом в 60 (и более) тысяч человек! Никому из маршалов империи не было пожаловано так много денежных подарков! Годовой доход Даву составлял более 900 тыс. франков! (Больше получали лишь Массена с Бертье.) Среди маршалов даже говорили, что «гораздо лучше быть Даву, чем его королевским величеством». Когда кто-то из них не выдержал и заметил Наполеону, что тот награждает Даву более чем по-царски, император ехидно прищурился и ответил: «Да, я много даю Даву, но потому, что он в отличие от остальных сам ничего не берет и тем более не просит!»
...
Кстати , не все и не всегда было гладко между Наполеоном и Даву. В 1807–1808 гг. между ними произошло охлаждение, причем не только потому, что Даву был весьма самостоятелен.
Рассказывали, что после назначения на пост генерал-губернатора Великого герцогства Варшавского Даву якобы стал проявлять повышенное честолюбие, намекая в частных разговорах, что после герцогского титула неплохо было бы получить и… польскую корону. Подобные мечтания были присущи и маршалу Мюрату. Реакция Наполеона осталась неизвестной, но на время он отдалился от Даву.
Чем больше Наполеон возвышал Даву, тем больше последнему завидовали. Росла и надменность маршала, его непримиримая взыскательность. В ходе войны с Австрией в 1809 г. именно Даву прилюдно сделал едкие замечания начальнику штаба Наполеона маршалу Бертье по поводу допущенных ошибок. Наполеон публично согласится с оценкой Даву, а Бертье затаит обиду и спустя несколько лет поквитается с «правдолюбцем», очернив Даву в глазах Бонапарта во время сражений 1813–1814 гг. В результате Наполеон удалит от себя Даву, поручив ему защиту прибрежных крепостей. Маршал до последнего будет держать оборону на севере Германии, в осажденном Гамбурге. Его не будет среди тех наполеоновских маршалов, которые сдадут союзникам Париж весной 1814 г.
В начавшейся войне против России Даву командовал 1-м армейским корпусом Великой армии, состоявшим из пяти пехотных дивизий и двух бригад легкой кавалерии общей численностью от 69 до 72 тыс. человек. Правда, сразу после переправы через Неман три его дивизии из пяти были отданы под начальство Мюрата для преследования армии Барклая-де-Толли. У маршала остались только дивизии Компана и Дессе, половину последней он вынужден был оставить в Минске для охраны коммуникаций.
Даву был сильно раздосадован дроблением его корпуса. У Могилева он преградил путь армии Багратиона и в упорнейшем бою не дал русским прорваться навстречу Барклаю. Однако обе армии противника все же соединились в Смоленске, и план Бонапарта разгромить их по отдельности рухнул.
...
Между прочим , «путавшиеся под ногами» у Даву бездарный брат императора Жером Бонапарт и заносчивый «король храбрецов» Мюрат помешали «железному маршалу» захлопнуть капкан, в который могла попасть армия Багратиона. Он не справился с поставленной задачей и не сумел разгромить численно уступавшего противника. С тех пор доверие Наполеона к Даву поколебалось.
Даву не откажешь в прозорливости. Именно он – большой мастер фланговых охватов – настойчиво предлагал Наполеону во время Бородинского сражения прекратить бессмысленные лобовые атаки Багратионовых флешей и Курганной батареи Раевского, чтобы попытаться обойти левый фланг неприятеля. «Нет, – слышит он в ответ, – это слишком далеко уведет меня от цели и заставит потерять много времени!» В итоге, сэкономив время, Наполеон положил во фронтальных атаках при Бородине лучшие силы, в том числе половину образцового, чисто французского по составу корпуса Даву. Сам маршал, контуженный в ходе беспримерных атак на Семеновские флеши, не покинет поля боя, потеряет своих лучших генералов и будет делать все возможное для победы, но в тот день коса найдет на камень!
Надо сказать, что в злополучном походе в Россию в 1812 г. многие наполеоновские маршалы действовали не только хуже, чем могли бы, но и часто прилюдно бурно выясняли отношения друг с другом. Так, после боя под Вязьмой между Даву и Мюратом дело едва не дошло до рукопашной. «Короля храбрецов» вовремя остановили, и он, с досады… заплакав, вскочил в седло и, яростно нахлестывая своего чистокровного арабского скакуна, чуть ли не в одиночку помчался рубить неприятеля!
