Они обожали драму – недаром же в городе имелось четыреста театров. Они умели работать локтями. Любовь к развлечениям переросла во вкус к интригам, в склонность к бунту. Одному из гостей столицы александрийская жизнь показалась «одним сплошным кутежом, но не милым и мягким, а диким и буйным, кутежом танцоров, доносчиков и убийц – всех вместе» [22]. Подданные Клеопатры чуть что собирались перед дворцовыми воротами и выкрикивали свои требования. Для взрыва требовалось совсем не много. В течение двух столетий они свободно, не церемонясь, скидывали с трона, изгоняли и убивали Птолемеев. В свое время они заставили прабабку Клеопатры править совместно с одним сыном, хотя она пыталась пропихнуть в цари другого. Они выгнали из страны двоюродного деда Клеопатры. Они вытащили Птолемея XI из дворца и разорвали его на части за то, что он убил свою жену. Однако и египетские воины с точки зрения римлян ничем не лучше. Сидя в осажденном дворце, Цезарь пишет о них в «Гражданской войне»: «Они привыкли – по своего рода старой военной александрийской традиции – требовать выдачи друзей царя на смерть, грабить достояние богатых, осаждать царский дворец, чтобы вынудить повышение жалованья, одних сгонять с престола, других сажать на него». Цезарь и Клеопатра отлично слышат, какие бурные потоки клокочут у дворцовых стен. Она знает, что не особенно нравится местным, примерно так же они настроены и к римлянам. Когда Клеопатре было девять или десять, пришедший с визитом чиновник случайно убил кошку – животное, считавшееся в Египте священным [23]. Тут же образовалась негодующая толпа, которую попытался урезонить представитель Авлета: конечно, для египтянина это преступление, увещевал он собравшихся, но для иностранца же можно сделать исключение? Спасти визитера от кровожадной людской массы ему не удалось.
Авлет оставил своей дочери в наследство опасные «балансирующие качели»: удовлетворить одну сторону автоматически означало рассердить другую. Не смог угодить Риму – жди вторжения. Не смог противостоять Риму – жди восстания. (Похоже, Авлета вообще никто не любил, кроме Клеопатры. Она всегда оставалась верна его памяти, несмотря на политическую цену, которую приходилось за это платить на родине.) Опасностей было множество: тебя мог отлучить от власти Рим, как произошло с дядей Клеопатры, царем Кипра. Тебя могли запросто устранить – зарезать, отравить, изгнать, расчленить – твои же родственники. Или же могла скинуть с трона недовольная толпа, сметающая все на своем пути. (Тут тоже были вариации. Птолемея, бывало, ненавидели подданные, но обожали придворные; любили подданные, но предавала семья; презирали александрийские греки, но обожали коренные египтяне, как в случае Клеопатры.) Авлет двадцать лет окучивал Рим, а в конце концов обнаружил, что нужно было стараться понравиться своим. Когда он решил не вмешиваться в историю с Кипром, подданные окружили его дворец и потребовали, чтобы он либо выступил против римских захватчиков, либо выручал брата. Его охватила паника. Не было ли это предостережением Египту? Авлет бежал в Рим, где следующие три года выторговывал себе возвращение на трон. Именно этим трем годам Клеопатра была обязана нынешним приездом Цезаря. Хотя Авлета и не привечали в Риме, мало кто – включая Цезаря и Помпея – нашел в себе силы отвернуться от его взяток. Многие с удовольствием ссужали изгнанного царя деньгами, чтобы ему было чем эти взятки давать, и он радостно принимал ссуды: ведь чем больше становилось у него кредиторов, тем больше они вкладывались в его возвращение на престол.
На повестке дня почти весь 57 год самым злободневным вопросом был такой: как реагировать (и реагировать ли вообще) на просьбы смещенного с трона правителя. Великий оратор Цицерон втихаря проделал большую работу, чтобы провести своих соратников по этому тернистому пути, хотя «определенные люди уже заранее устроили все это дело с помощью подкупа, не без согласия самого царя и его советников» [50]. На какое-то время вопрос «завис» в сенате из-за равенства голосов. Авлет легко мог уйти в историю как растратчик и марионетка, но в Риме он, к ужасу хозяев поля, отличился упорством и мастерством в ведении переговоров. Он завалил Форум и сенат листовками. Он раздавал своим сторонникам паланкины, в которых можно было с шиком передвигаться по городу. Ситуацию осложняла борьба политиков, которых манила соблазнительная награда за оказанную ему помощь. Его возвращение на престол превратилось в проект «разбогатей быстро». В январе 56 года до н. э. Цицерон жаловался, что дело «открыто раздули и довели до высшей степени озлобления». В сенате во время его обсуждений кричали, дрались и плевались, и чем дальше, тем деликатнее требовалось решение. Чтобы не дать Помпею или какому-нибудь другому частному лицу помочь Авлету, привлекли оракула. Он предупредил, что египетского царя нельзя восстановить на троне с помощью армии, потому что это жестко запрещено богами. Сенат пошел на данную махинацию, печалился Цицерон, «не из соображений религии, а по недоброжелательности и из зависти к известной щедрости царя» [24].
То заграничное турне Авлета преподало взрослеющей Клеопатре еще один урок: не успел папаша покинуть страну, как его трон тут же захватила Береника IV, старшая из его отпрысков. Рейтинг царя у александрийцев был настолько низким, что они радостно предпочли ему девочку-подростка. Беренику поддерживало коренное население, но она столкнулась с проблемой совместного правления – позже Клеопатра, наученная опытом сестры, разберется с этим затруднением иначе. Беренике требовался соправитель в возрасте, позволяющем ему жениться. Это представляло серьезную проблему: подходящие родовитые македонские греки были в дефиците (почему-то было решено не принимать пока в расчет двух ее братьев, вообще-то лучше других годившихся на роль царей). Народ выбрал за нее: Береника вышла за селевкидского царевича, который казался ей отвратительным и был задушен через несколько дней после свадьбы. Следующим кандидатом оказался понтийский жрец, который обладал как раз двумя необходимыми качествами: он ненавидел Рим и мог сойти за аристократа. Его карьера сложилась более успешно. Он был провозглашен соправителем весной 56 года до н. э., а в это время александрийцы снарядили в Рим делегацию из ста послов, протестуя против жестокости Авлета, чтобы не допустить его возвращения на трон. Авлет отравил главу делегации, а остальных послов либо «заказал», либо подкупил, либо заставил бежать еще до того, как они успели исполнить свою миссию. По очень удобному стечению обстоятельств никакого расследования бойни – в которой явно был замешан Помпей – не последовало, что в очередной раз красноречиво свидетельствует о щедрости изгнанного из Египта царя.
Римские легионы вернули Авлета в Египет в 55 году до н. э. Солдаты были не в восторге от этой сомнительной миссии,