Вызванная на заседание кафедры студентка призналась, что плохо работала. Обещает ликвидировать всю академическую задолженность.
«ПОСТАНОВИЛИ: Предупредить студентку Рауш, что если она будет пассивно продолжать работать, то к концу 2-го семестра она будет отчислена».
Студентку спасла сцена «В бане», о чем на заседаниях кафедры 12 июня 1956 года сообщил сам Михаил Ильич Ромм: «…мне нравится сцена „В бане“, и исполняющая в ней роль Рауш работает настолько верно, что я вынужден отвести вопрос об ее отчислении из института». Сыграй Рауш эту «банную» роль плохо, возможно, судьба Андрея Тарковского была бы иной.
Перечитывая стенограммы, с удивлением вижу свою фамилию в числе студентов, которые составляли ядро курса. Андрей в этот список вошел позже и уж никогда, естественно, не выходил. В конце второго курса, после съемки картины «Убийцы», Андрей вышел в лидеры. Декан хвалит его также и за блестящее исполнение ролей в «Ученике дьявола» Бернарда Шоу и «Последней остановке» Эриха Марии Ремарка: «У него режиссерское видение роли. Это одаренный человек».
На одном из заседаний Михаил Ильич сказал: «Мастерская держится такими людьми, как Тарковский, Гордон, Китайский, Дзюба… Шукшин — одаренный человек. Пять очень сильных режиссеров дают надежду на хорошее будущее, если хорошо сложится их судьба».
А судьба их сложилась по-разному. Одни стали великими, вторые средними профессионалами, третьим не повезло.
Ладыжино. Сценарий «Убийцы»
Наступило лето 1956 года. Мария Ивановна по заведенному с довоенных времен правилу снимала дачу в деревне, где воздух чище, а цена дешевле, пусть даже часть дома, только подальше от Москвы. В том году дом опять сняли в деревне за Тарусой, в Калужской области. Едем с Андреем электричкой до Серпухова, на вокзальной площади голосуем попутку до пристани и на речном катере плывем вниз по Оке. Дорога замечательная, хоть и долгая. Над нами высокое небо с кучевыми облаками, чистые, дивные калужские пейзажи открываются за каждым изгибом реки, и в буфете, пожалуйста, плавленые сырки с лимонадом.
Но вот с цивилизацией покончено — мы, босые, нагруженные скарбом, поднимаемся через лес по короткой дороге в деревню. У нашей хозяйки бабы Акули — допотопный быт, керосиновая лампа, тем не менее житье прекрасное. Вообще-то мы приехали в Ладыжино не отдыхать, а писать сценарий по рассказу Хемингуэя «Убийцы», ведь на третьем курсе нам предстоит снимать звуковой учебный фильм, короткие немые фильмы мы уже снимали на втором курсе.
Еще весной Ромм объявил условия работы: съемка только в павильоне, небольшой состав действующих лиц, в основе — драматическое событие.
Андрей дал прочесть мне сборник первых рассказов Хемингуэя еще довоенного издания. Рассказы были превосходны — своя авторская интонация, место действия — провинциальный американский городок, двадцатые годы. А какие диалоги! Простые, выразительные, полные драматического содержания, скрытого глубоко в подтексте. Тогда мы открыли для себя понятие подтекста диалога.
Сначала представлю отрывок из сценария «Убийцы»:
Закусочная Генри. В кадре — бармен Джордж, слева от него сидит юный Ник Адаме. Стук шагов за кадром. В закусочную входят двое в одинаковых пальто.
Джордж: «Что для вас?»
Второй посетитель: «Сам не знаю. Ты что возьмешь, Эл?»
Эл: «Не знаю, не знаю, что мне взять… Дайте мне филе под яблочным соусом и картофельное пюре».
Джордж: «Филе еще не готово».
Эл: «Какого же черта оно стоит в меню?»
Джордж: «Это из обеда. Обед с шести часов, а сейчас только пять».
Эл: «На часах двадцать минут шестого».
Джордж: «Они на двадцать минут вперед».
Второй посетитель: «Да черт с ними, с часами! Что же у вас есть?»
Джордж: «Есть разные сэндвичи, яичница с салом, яичница с ветчиной. Печенка с салом».
Второй посетитель, его зовут Макс: «Дайте мне крокеты под белым соусом с зеленым горошком и картофельным пюре».
Джордж: «Это из обеда».
Макс: «Что ни спросишь, все из обеда. Порядки, нечего сказать!»
Диалог этих двух посетителей бара — диалог заказных убийц, поджидающих свою жертву и издевки ради разыгрывающих из себя гурманов.
Тут мы с Андреем не выдерживаем, бежим к соседке за яйцами, наскоро готовим яичницу, запиваем молоком. Потом продолжаем работать, фантазировать, а после несемся на Оку купаться в теплой, парной воде. Уже темнеет. Бакенщик, живущий в домике на высоком берегу Оки, садится в лодку, скрывается в тумане. Скрипят уключины… С берега видно, как зажигаются бакены. Тихо. Слышим в темноте хриплое дыхание страшного зверя и не сразу догадываемся, что это лось переплывает реку.
На рассвете под звуки пионерского горна (давно исчезли идиллические пастушьи рожки) пастух выгоняет стадо. Впереди длинный жаркий день — сбор земляники, купание, а в самое пекло валяемся на сенниках в полутемной прохладной избе. Живо обсуждаем события деревни. Пастух подстрелил лису. На мой вопрос, зачем он это сделал летом, таинственно молчит. Днем приглашает ловить раков, а ночью на рыбалку с сетью. «Не боись!» — с хитрецой тянет он — это про рыбнадзор. Пастух всегда под хмельком, за стадом приглядывает его белобрысый сынишка… К так называемым простым деревенским людям Андрей относился без всякой идеализации, а потому и никогда не удивлялся, что пастух по пьянке подстрелил лису (кому нужна летняя лисья шкура) или что он ночью браконьерствует на реке. С деревенскими он разговаривал серьезно, на равных, но каждого видел насквозь…
А работа втягивает в свою воронку: начинаем подбирать актеров. Андрей говорит: «Хочешь сыграть бармена Джорджа?» Сердце застучало. Про себя думаю: «Роль хорошая, просто отличная. Главное, что моя. Но роль большая, сквозная». Андрею говорю: «А как же режиссура, где мои сцены?» — «Выбирай. Может быть, твоя — с боксером». — «Андрей, побойся Бога, маленькая сцена! — И добавляю: — Кто боксера играть будет? Если Шукшин согласится, то и я согласен!» — «О боксере поговорим, как приедем в Москву»… Почему в Москве? Что он имеет в виду? Скрытничает…
Работа над сценарием продолжается, и с интересом — мы вслух читаем эпизоды и ловим друг друга на неверных интонациях.
Наездом, по выходным, приезжает Марина, привозит сумки с провизией и уезжает — ей надо на работу.
Марина уезжает. Мы тоже пускаемся в путь, в пяти километрах Таруса — небольшой городок на берегу Оки. Дорога идет через два глубоких оврага, через деревню Пачево. Андрей рассказывает о Тарусе, о своих знакомых, о скульптуре спящего мальчика на могиле художника Борисова-Мусатова.