На берег Хорсена он вылез в ознобе, пошел по тропинке мимо лазарета раненые молчаливо смотрели вслед полуголому Алеше.
Синий от холода, в одних трусах, с израненными на острых камнях босыми ногами он предстал перед Граниным. Гранин вытащил из-под койки сундучок, достал брюки, тельняшку, ботинки, большие, но других изодранным ногам и не надо.
- Надевай. - Гранин налил из фляги в стаканчик спирту. - Глотни для здоровья.
Алеша впервые в жизни выпил спирту, согрелся. Он доложил, что политрук просит огня артиллерии за лощину, жмет оттуда враг, ночью может атаковать. И добавил:
- Матросы спрашивают еще: нельзя ли нам самим ударить?
- А тебя кто посылал - матросы или политрук?
- Виноват, товарищ капитан. Политрук товарищ Гончаров.
- Тогда не задавай лишних вопросов. На карте можешь показать?
- Могу.
- Где погиб Фетисов?
- Вот здесь. В бухту заходить нельзя. Он нас предупредил семафором. Вот тут обгоревшая сосна. Тут можно высаживаться.
- Пивоваров, связь надо скорее тянуть. Командируй телефониста похрабрее. Чтобы обязательно дотянул.
- Разрешите возвращаться, товарищ капитан?
- Никуда тебя больше не пущу. Марш в роту. Спать.
В гранинской одежде, без бушлата, Алеша вышел из Кротовой норы. Кружилась голова. Он добрел до пещеры и лег.
Спал он беспокойно, всхлипывал, зовя Фетисова, просыпался и снова забывался в тревоге. Поднялся, когда в амбразуру уже не падал свет. Кто-то копошился во тьме.
- Это кто? Отделенный? - Алеша разглядел Щербаковского, тот набивал патронами диск для автомата.
- Б-архатов теперь твой от-деленныЙ. Ив-ан Петрович Щербаковский в д-евятнадцать ноль-ноль назначен к-омандиром особого взвода!
- Вы куда, товарищ командир взвода? - обеспокоился Алеша.
- Ос-собое задание! - с гордостью произнес Щербаковский. - Не зря капитан держал нас в резерве. П-ойдем туда с тыла.
Алеша, полуодетый, в широких гранинских штанах, в ботинках с его большой ноги, выскочил и побежал в Кротовую нору.
Гранин не разрешил идти вторично в десант. Но на Эльмхольме его комсомольский билет, автомат, форма, он должен туда пойти. Алеша решился нарушить запрет Гранина и вскочил в первую же шлюпку, назначенную везти на остров матросам мешок с сухарями.
Внезапно всем приказали перейти из шлюпки в катерок, только что доставивший раненых с Эльмхольма. Алеша подхватил мешок с сухарями и "зайцем" вбежал за штурмовой группой на катерок. Он не знал, что все там изменилось: был бой, ранили политрука, командиром стал Бархатов, Бархатов отправил политрука на Хорсен, по восстановленной связи докладывал Гранину: "Держимся!", а Гранин торопил отправку штурмовых групп; но "заяц" не боец, тем более без оружия, а только с мешком сухарей, который он не выпускал из рук, как пропуск - "заяц" не знает военной обстановки, у него на уме одно; только бы не ссадили. Не знал Алеша, что на другой стороне Хорсена, близ пристани, под дождем, лежит на камнях и политрук роты, среди раненых, отправляемых на Ханко.
Санитары переносили раненых на "Кормилец", Политрук безучастно ждал своей очереди. Ноги перебинтованы. Кровь проступала сквозь бинты. К нему подошел комиссар отряда, нагнулся, спросил: "Узнаешь?" Политрук зашевелил губами, комиссар нагнулся ближе.
- Возьми в левом кармане... - прошептал политрук.
Комиссар достал из кармана сырого - от дождя или от крови - кителя книжечку, зажег фонарик и прочел: "Горденко Алексей Константинович. Год рождения - 1923. Время вступления в ВЛКСМ - ноябрь 1940 года. Политотдел ВМБ Ханко".
- Отдай орленку, - сказал политрук. - Скажи: когда будет вступать в партию, дам рекомендацию. Из госпиталя пришлю...
В условленный час орудия Ханко открыли огонь по лесочку над лощиной и по островам противника. Позади Эльмхольма, в проливе, появился катер "МО" с группой Щербаковского. Щербаковский, как всегда, вначале крадучись, а потом с гиком и свистом, высадил свой взвод врагу в тыл. Его поддержали огнем с Фуруэна. А в лоб, к черной обгорелой сосне, катерок мчал штурмовую группу, в ней и Алеша. Днем, когда Алеша плыл к Хорсену, он не сразу разобрался, где плывет, откуда по нему бьют и какое место самое опасное. А сейчас, ночью, все понимал, как на карте у Гранина. Этим путем шел на рассвете Фетисов. Этим путем вел барказ Гончаров. Путь катерку освещали частые разрывы. Ракета за ракетой разливали синеватый свет. Там, где заградительный огонь мог быть плотнее, Алеша дал знак матросам лечь на палубу. Он отстранил рулевого, сам лег и лежа держал руль, направляя катер к обгорелой сосне. Над катером повисла ракета, казалось, он идет без людей.
- Смотри, Бархатов, как подводная лодка! - воскликнул санитар на скале.
- Вслепую ведет, добрый морячок, - сказал Бархатов. - Передай всем, кто живой: как высадятся, идем в атаку.
Атака через лощину началась через несколько минут.
Алеша подхватил мешок с сухарями и высыпал их прямо возле бруствера, сооруженного все же упорным санитаром. Но никто сейчас сухарями не интересовался, хотя все были голодны. Одежду Алеша нашел на месте, поднял автомат, бескозырку. Собрался сменить широкие гранинские брюки, надеть бушлат. Но не успел.
- Вперед, Балтика! - поднимаясь во весь рост, звал Бархатов.
И Алеша побежал за ним как был - в одной гранинской тельняшке без бушлата, в бескозырке с надписью: "Сильный" - он успел сбить ее на лоб, чтобы не слетела на бегу.
Стремительная атака с трех сторон решила дело. Остров отбили, и на смену усталым бойцам с Хорсена пришел новый гарнизон.
К двум часам ночи резервная рота вернулась на Хорсен. В полутемной пещере на дощатых нарах отдыхали матросы. После пережитого, после камней Эльмхольма, раем казался Хорсен. Как спокойно! Хочешь - лежи, хочешь - стой, можно громко разговаривать, можно петь, можно поспать вволю. Но не спалось.
Алеша думал о Кате. Ее карточка еще у Щербаковского. Держит, мучает или ждет удобного случая отдать?
- Резервная рота на отдыхе! - доложил у входа дневальный, но комиссар отряда, входя в тамбур, дал дневальному знак: "Отставить!" Никто не заметил, как вошел комиссар.
- С таким командиром, как Гранин, - услышал он мечтательный голос, - я бы всю жизнь хотел служить. Мы ему как родные дети!
- Дети к-апитана Гранина! - поддержал Алешу Щербаковский.
Алеша робко поправил:
- Дети капитана Гранта, Иван Петрович.
- С-осунок! Ив-вану Петровичу возражаешь? И-ван П-етрович знает, что говорит: не Гранта, а Г-ранина, Б-ориса Митрофановича. Может быть, к-то недоволен?
- Отдыхать, товарищи, отдыхать? - решительно прервал спорщиков комиссар.
- Смирно! - гаркнул Щербаковский, вскакивая с койки.
- Вольно. Лежите, набирайтесь сил.
