До паровоза оставалось метров пятнадцать. "А там его уж не достанут", подумал я про себя.
И тут заработали пулеметы. Пронищев дернулся, остановился, повернулся лицом в нашу сторону и упал. Все мы оцепенели. Комбат стоял бледный, молчал.
- Вот к чему приводит неразумный риск, - наконец сказал он. - Эх, Пронищев...
Командиры посмотрели друг на друга, как бы советуясь молча. Потом комбат обернулся к нам и спокойно, словно о чем-то обыденном, спросил:
- Кто сможет подорвать эту пушку?
Я посмотрел на Мишу Масаева, он взглядом ответил: "Давай!"
- Разрешите, товарищ капитан, нам с Масаевым!
Масаев - здоровый, сильный матрос с лихо закрученными усами - встал рядом со мной. Командир батальона взглянул на старшего лейтенанта Большешапова, как бы спрашивая его: "Ну, как твои матросы?"
Большешапов ответил:
- Сделают, будьте уверены.
Комбат подошел, пристально посмотрел нам в глаза, потом спросил:
- Как будете действовать?
Сперва проберемся вдоль цеха по стене, далее... - я показал пальцем на траншею.
- Значит, по фашистам шагать решили?
- Дальше - подземная труба, человек пролезет. По ней - в котельную, к нашим пулеметчикам, потом ползком - к паровозу. Из-за паровоза бросим гранаты.
- Так, значит, под землей... Ну хорошо. Только не спешите. Тут мы вам помочь не сможем, все зависит от вас, понятно?
- Понятно! - ответили мы.
Комбат, положив свои большие руки на наши плечи, сказал:
- Ну в добрый путь, подводники...
"Подводниками" он называл всех моряков.
Пошли по траншее. Миша наступил на грудь мертвого фашиста - нога провалилась... Чуть не упал. Но пока все шло благополучно.
Полезли в подземную трубу. Я - первым, Миша - за мной. Сыро, темно, душно, под руками скользко и липко. Развернуться нельзя - тесно. Мне еще ничего, а Миша грузный, плечи у него широкие. Слышу его тяжелое, прерывистое дыхание. Надо остановиться, подождать.
Миша подползает, сопит и толкает меня: ползи, мол, дальше, чего разлегся.
Труба поворачивает. В нос ударил свежий воздух. Видно, где-то рядом пролом или еще какая-то отдушина. Стало легче.
Ползем по рукаву трубы вправо. Проходит минут пять. Мы оказываемся в кирпичной яме, прикрытой железной крышкой. Это одна из межцеховых канав, которые объединяют заводскую канализацию. Лежим и думаем: где мы - под цехом, занятым фашистами, или под котельной, где сидят наши пулеметчики, которые в ходе последнего боя попали в окружение?
Миша откинул одну створку железной крышки.
- Ну, что там?
- В такую щель разве увидишь...
- Отбрасывай крышку!
Когда отвалилась крышка, мы увидели, что оказались в каком-то огромном цехе с обгоревшими стенами. По всему цеху посвистывают пули. Они ударяются о станки, высекают искры. Возле станков кучки необработанных деталей. Свалившись на них, лежат на животе, на спине, на боку убитые солдаты. И гитлеровцы, и наши товарищи, моряки-тихоокеанцы... В цехе никакого движения.
Мы вылезли из ямы, подползли к станку, прижались. Крышу цеха давно уже снесло, и мы видели небо. Там кружились самолеты, шел воздушный бой. Грохотала артиллерия.
Передохнув, поползли к котельной.
Масаев проскочил простреливаемое место и ожидал меня в котельной, прижавшись к стене. Я рванулся было к нему, но тут затрещали автоматы, захлопали винтовочные выстрелы - нас заметили.
Мне обожгло правую ногу выше колена. Нога стала тяжелее и словно длинней цепляется за каждый выступ. А огонь все сильнее. Медленно продвигаясь вперед, пробрался к Мише. Я взмок. Одежда забрызгана кровью. Приподнялся, подошел к пробоине, в которую смотрел Миша.
Он спросил:
- Ранило?
Я отрицательно мотнул головой.
В котельной оказалось шесть автоматчиков и один пулеметчик - матрос Плаксин.
Отрезанные от батальона, они превратили котельную в настоящую крепость и отбивали атаку за атакой. Мы с Мишей подивились хитрости и сметке ребят. Они собрали автоматы, направили их стволы в проломы стен. К каждому автомату прикручен кусок водопроводной трубы, через трубу продета проволока, один конец ее привязан к спусковому крючку, а другой - к дежурному автоматчику. А у Плаксина в трех амбразурах - станковые пулеметы.
Я спросил его:
- Как же ты управляешься, как действуют ваши самострелы? Плаксин улыбнулся:
- Вон тот пулемет и парочка этих автоматов бьют одновременно по двери, видишь - прямо против трансформаторной будки.
Судя по плотности огня, фашисты, наверное, считали, что в котельной не меньше роты!
Мы договорились, как действовать дальше. Решили, что, когда будем пробираться к паровозу, Плаксин прикроет нас огнем своего пулемета.
Ползком стали пробираться к паровозу. Вокруг свистели и лопались разрывные пули.
Комбат заметил наше продвижение: в воздух взвилась зеленая ракета. Это был условный сигнал и знак одобрения: "Мы вас видим!"
На животах скользнули на дно воронки.
- Миша, видел, комбат нас приветствовал? - спросил я.
Миша зашипел, как гусь:
- Ты что меня подбадриваешь, думаешь, казанский татарин испугался?! Я вот им сейчас покажу, как матросы веселиться умеют...
Он было высунулся из воронки, но я вовремя удержал его: перед самым носом треснула разрывная пуля.
Красной ракетой в сторону трансформаторной будки мы обозначили опасность.
Заговорил станковый пулемет. Это Плаксин. Молодец!
Мои локти легко и быстро понесли меня вперед. Миша, увидев, что я добрался до паровоза, последовал за мной. Полз он неуклюже, тяжело. Гитлеровские автоматчики открыли по нему огонь из окна трансформаторной будки.
Что делать? Я бы мог сам бросить гранаты и подорвать пушку, но надо выручать товарища.
У паровоза лежал Пронищев. Он был тяжело ранен. Возле него - винтовка. Я взял ее, укрылся за колесом паровоза, прикинул расстояние - и выстрелил.
Один ствол в окне трансформаторной будки исчез. Второй автоматчик метнулся в кирпичные развалины, залег и снова открыл огонь. Я прицелился, выстрелил и отчетливо увидел, как фашист ткнулся носом.
Миша Масаев добрался к паровозу цел и невредим.
До фашистской пушки было метров десять. Масаев - парень здоровый, руки длинные. Он встал, зашел за паровоз и метнул одну за другой две противотанковые гранаты.
От первого взрыва пушка подпрыгнула и повернулась набок, от второго отвалилось колесо, а ствол, как у зенитки, задрался вверх.
Судя по всему, замертво легла и прислуга.
Фашисты, наверное, ждали нашей атаки. Но никто их не атаковал. Тогда они сами решили окружить нас и взять живыми. Не тут-то было: снова заработал пулемет Плаксина.
Надо отходить. Я приказал Масаеву захватить Пронищева и отползать к воронке, а сам остался прикрывать их. Миша высунулся из-под паровоза - и упал. К счастью, пуля ударила в каску. Мишу только оглушило на несколько секунд.
