В последний день нашего пребывания в Поплар-Грове нас посетил глава Южно-Африканской Республики, глубокоуважаемый президент Крюгер. Он приехал по железной дороге из Претории в Блумфонтейн, а оттуда к нам. Почтенный старец не пожалел своих сил: 96 миль пришлось ему сделать в экипаже. И нужно же было так случиться, чтобы он приехал 7 марта, в тот самый день, когда лорд Робертс снова начал действовать против нас. Английские войска были размещены им широкой лентой; лорд Робертс растянул их на десять миль против нас, расположившихся вдоль реки Моддер на протяжении 12 миль. По приезде президента я не нашел возможным даже допустить отпрячь его лошадей, так как я только перед этим узнал, что правым крылом своим неприятель приближался уже к Петрусбургу.
И вот, высокоуважаемый президент, только что сделавший
12 верст по испорченной от дождя дороге, принужден был без отдыха отправиться назад. В этот момент я получил телеграмму, из которой узнал, что англичане уже завладели Петрусбургом.
Пока президент поворачивал, я вскочил на лошадь и поскакал во весь дух к нашим позициям. И — о, ужас!.. Какие горькие плоды несчастной передачи Кронье пришлось мне собирать! Среди бюргеров распространилась паника. Англичане совсем еще не подошли так близко, чтобы нельзя было с успехом стрелять по ним и удерживаться на позициях, а бюргеры уже пустились в дикое бегство, покидая великолепные укрепления. Не было сделано с их стороны даже ни малейшей попытки к удержанию позиций за собой. Это было бегство, подобного которому я не видел никогда, ни раньше, ни после. Несмотря на все наши усилия, ни я, ни мои офицеры не могли вернуть назад ни одного из бюргеров, убегавших в панике за повозками и орудиями. Я напряг все силы: загнал две лошади, на которых без отдыха скакал весь день взад и вперед, — и все напрасно.
К нашему счастью, англичане медлили и не шли вперед, иначе в этот день все попало бы в их руки.
Вечером мы были на ферме г-на К. Ортеля в Абраамскраале, приблизительно в 18 милях от Поплар-Грове. Неприятель стоял лагерем в полутора часах верховой езды.
На другой день бюргеры не хотели трогаться со своих мест, и неимоверных усилий стоило заставить их занять должные позиции.
Я спешно отправился в Блумфонтейн с тем, чтобы посоветоваться о делах вообще и чтобы видеть, какие надо занять позиции и как надо возвести укрепления, чтобы защитить свою столицу. Судья Герцог и я распорядились сотней людей, которую мы взяли из фортов Блумфонтейна и заставили вместе с кафрами рыть рвы и возводить укрепления. На утро 18 марта, в 9 часов утра, я уже возвратился назад в Абраамскрааль. Там я застал Пита Девета, который прибыл со своим отрядом из Колесберга за несколько дней перед диким бегством бюргеров, и генерала Деларея, прибывшего 7 марта. Эти два генерала вместе с генералами Андре Кронье, Филиппом Ботой и Фронеманом остановили бюргеров на позиции. Прошло немного времени, как началось сражение. Это было артиллерийское дело. Англичане упорно бомбардировали сперва Абраамскрааль, а затем Ритфонтейн, где находились позиции генерала Деларея с трансваальскими бюргерами и частью оранжевцев. Здесь англичане сделали решительное нападение, но были отбиты и понесли тяжелые потери благодаря мужественно и храбро сражавшимся под начальством генерала Деларея бюргерам.
О действиях генерала Деларея я говорить не буду, так как он сам их опишет.
Сражение продолжалось с 10 часов утра до захода солнца; бюргеры все еще держались своих позиций. Они великолепно их отстаивали. Их храбрость достойна всякой похвалы, и, глядя на них, никак нельзя было поверить, что это были те же самые бюргеры, которые в ужасе разбегались у Поплар-Грове.
И тем не менее после захода солнца они не сохранили своих позиций. Они покинули их, как будто снова напал на них какой-то панический страх, и двинулись к Блумфонтейну. А в это время оттуда бюргеры в количестве 5000 человек стремились назад, отступая перед неприятелем. Сколько труда стоило их удерживать от этого!
Блумфонтейн лежал перед нами!
Мысль, что столица находится в опасности, должна была бы придать силы бюргерам, потерявшим всякое мужество. Я рассчитывал на это и решил во что бы то ни стало поддерживать дух бюргеров и упирать на то, что столица находится в опасности еще более, нежели когда-либо прежде.
Здесь я должен, прежде чем рассказывать дальше, остановиться на предложении мира, сделанном со стороны обоих президентов 5 марта британскому правительству. Они заявили тогда, призывая Бога в свидетели, что сражаются единственно за независимость обеих республик, и спрашивали, могут ли быть начаты переговоры о мире, имея базисом этот принцип. Лорд Салисбюри отвечал (и сколько раз с тех пор он повторял то же, несмотря на неверность, даже можно сказать, всю ложность своего заявления), что республики сами вызвали войну, поставив Англии ультиматум, и что он никогда не подаст голоса за независимость обеих республик, а требует безусловной сдачи.
На безусловную сдачу, конечно, правительства обеих республик согласиться не могли, и война неизбежно должна была продлиться вплоть до ее печального конца. Президенты решили тогда послать в Европу депутацию, состоявшую из г-на Абраама Фишера, Корнелиса Вессельса — членов фольксрада и исполнительного совета Оранжевой республики (последний был также председателем фольксрада) и Даниила Вольмаранса, члена первого фольксрада Южно-Африканской Республики. Эта депутация была отправлена через бухту Делагоабай[23].
Для чего же была послана депутация в Европу? Рассчитывали ли оба правительства на вмешательство держав? Я решительно протестую против этого. Вмешательство со стороны держав не снилось ни Оранжевой республике, ни Трансваалю, и ни о чем подобном не говорил президент Штейн, обращаясь к бюргерам с речью в Поплар-Грове; точно так же он и позднее ни в одной из своих речей не говорил об этом. Единственной целью депутации было поведать всему миру о том, что делалось в Южной Африке. И она достигла этой цели, и в этом ее большая заслуга. Она помогла нам приобрести симпатии всего света. И я лично думаю, что, несмотря на то что способ ведения войны со стороны Англии был ужасен, противен всем принципам цивилизации, нам, бурам, было бы еще хуже, если бы на нашей стороне не было общей симпатии всего света.
Немецкие гавани на западном берегу Южной Африки не могут идти в счет не только потому, что они находятся от нас слишком далеко и почти недостижимы для нас, но и потому, что, прежде чем добраться до них, нужно пройти огромные пространства по английским владениям, по Капской колонии, Грикуаланду и Бечуану. Нам нечего было и думать о ввозе и вывозе. Мы должны были довольствоваться в течение почти трех лет только тем, что ввозила к нам Англия.
