Вот в таких вот условиях приходилось работать, вот такое переплетение личных и профессиональных интересов. Весь полет Фефилов думал не про Косово, а рассказывал мне про абхазскую командировку, возмущался нашими финансовыми службами и заставлял пить вместе с ним.
До Приштины, столицы Косова, мы добрались вечером во вторник. И сразу поняли, что нас здесь ждут проблемы. Встретились с одним бывшим членом правительства Косова, политиком Тураном Касапом в местном кабаке, недалеко от гостиницы «Гранд» (которую местные называли почему-то «Гранд-хотел»), где мы остановились. Накануне в телефонных разговорах он обещал нам здесь творческие «золотые горы». А тут на все наши просьбы отвечал «Нет, ничего не получается». Мол, российским журналистам здесь, в Косово, не доверяют. Долго извинялся перед нами, что подвёл нас, а потом ушёл.
Я был расстроен. А по ребятам такого не скажешь — они веселились.
— Чему вы радуетесь, я не понимаю?
— Ой, главное — мы уже далеко от Москвы, — расхохотался Вадим. — Слушай меня: сегодня давай отдохнем, а завтра приступим к работе.
Мы начали отдыхать прямо там же, с горя. Ребята познакомили меня со здешней ракией (водкой) — «линцурой», стали учить, как правильно её пить. «Линцура» — вкусный, но не слабый напиток — подавалась в маленьких рюмочках, и их надо опрокинуть внутрь себя, как можно больше и быстро — не закусывая. Это Вадим сам придумал.
И он, и Антон раньше уже были в Косово — по несколько раз. Пока я «учился», они меня предупредили — не говорить громко по-русски, вообще, излишне не афишировать, что мы из России. «Могут и убить», — уточнил Вадим, и удержал мою руку, несущую в рот закуску. Проявлений албанского национализма ребята действительно очень опасались: потом несколько раз, когда я неосознанно при местных что-то громко произносил на великом и могучем, Вадим с Антоном начинали на меня шикать, оглядываясь с опаской по сторонам. Но в тот вечер, хотя мы и говорили тихо, и посетители кабака, и обслуживающий персонал, думаю, уже понимали — откуда мы приехали. Как-то они странно косились на нас и на наш столик, весь заставленный пустыми рюмочками.
К двум часам ночи вернулись в отель. Номера находились рядом, и мы ещё долго стояли, раскачиваясь из стороны в сторону, перед нашими дверями. Вадим рассказывал, как в июне 99-го года к нему ночью пришли в номер этой гостиницы и предупредили, чтобы «русские журналисты срочно уезжали» — утром в Приштину войдут американцы и отряды УЧК — и как он вместе с сербскими военными и беженцами выбирался из города в Белград. А когда через пару суток вернулся в Приштину — здесь всё было уже албанское.
— Понимаешь? Раньше здесь они были тише воды, ниже травы, — будил он постояльцев своим «шёпотом». — Они по-албански говорить боялись, музыку слушать не могли свою. Ими сербы правили! И эти делали то, что пожелает серб! Что скажет серб — то и выполнял албанец, блять… А теперь… ты смотри — весь город у них, блять. Сербов в Приштине почти не осталось.
Вадим пару минут делал неловкую попытку опереться о дверной косяк, но потом махнул рукой и продолжил про изменчивость мира.
— Сербы их здесь чморили нещадно…
И перешёл на шёпот, как ему казалось — так как, я был уверен, его можно было бы слышать, стоя в конце коридора:
— Там, на углу гостиницы, — кивнул он в сторону номера Передельского. — Можно было заказать «шиптарско месо»[122]. Знаешь, что это такое? Объяснить?..
Ночью снилась какая-то бессмыслица, но под утро прояснилось: мы, не помню с каким оператором, берём интервью у премьер-министра Хашима Тачи. Было это в Москве, как я понял — потому что интервью мы делали на Красной площади — и почему-то он отвечал нам по-русски.
На следующий день у нас были запланированы: официальная встреча в российском диппредставительстве в Приштине, официальные переговоры по телефону и одно неофициальное расследование.
Дипломатическое представительство России в Приштине напоминало осаждённую крепость — как по предпринимаемым мерам безопасности, так и по психологическому настроению сотрудников. Нас хорошо приняли, просили обращаться за помощью, «если что». Кстати, дипломаты нас действительно не раз потом выручали — особенно атташе Владислав Курбатский и Андрей Дронов, глава представительства.
— Вам, наверное, местные храмы и оставшиеся православные священники Косова нужны? — спросил нас Андрей Дронов.
— Не совсем. Что у вас вообще сейчас здесь происходит?
— Ждём, что будет. Если албанцы сейчас не получат независимость, пойдут на беспорядки и погромы. Вот, мы тоже готовимся. Вы также будьте здесь осторожны — берегитесь провокаций.
Из объяснений дипломатов стало ясно, что функции диппредставительства свелись лишь к наблюдению, анализу ситуации. Почти никаких реальных рычагов влияния на Приштину не было.
— Если бы только от албанцев зависело — нас из Приштины выдавили бы давно. Америкосы здесь всё контролируют. Обложили нас со всех сторон. Трудно нам.
Днём у меня состоялся разговор с Влорой Читаку, пресс-секретарём премьера Хашима Тачи. Мол, хотим интервью с ним в неформальной обстановке. Эта дама вначале удивилась, потом сама перезвонила и беспокойным голосом сообщила — премьер в курсе нашей просьбы. Думает.
С сербами тоже не всё гладко складывалось. Репортаж не собирался, даже переговоры шли с трудом. Крайняя подозрительность с обеих сторон: албанцы не доверяли нам, потому что мы съёмочная группа из России и не ожидали от нас объективности, а сербам было неприятно, что мы прилетели в Приштину и жили «у албанцев» — обычно все российские коллеги базировались в Белграде. Конечно, это странно звучит, но это так. Подозрительность, привычка вести двойную жизнь, недоверчивость — это всё присуще косоварам. Албанцы привыкли к этому, живя под жёстким управлением сербов. А и те, и другие имели старые исторические традиции подпольной жизни, находясь под турецким владычеством более пяти веков.
Хотя, внешних проявлений какой-либо агрессии я не видел. Много современно, опрятно одетых людей. Водили ещё не совсем как в Европе, но уже не как в Москве или Тегеране. Приштина — тихий провинциальный европейский городок. Особенно к нам хорошо относились в нашем отеле, где мы варварски уничтожали запасы алкоголя: сидели в фойе, недалеко от ресторана и заставляли бегать официантов за «линцурой». Это был наш «штаб», там мы проводили встречи, даже телефонные переговоры оттуда вели. А переговоров и встреч было много. Все, кого мы просили о съёмках, хотели предварительно по несколько раз с нами увидеться, побеседовать, заглянуть в глаза.
