— С ротой Яроцкого пошел в десант комсорг батальона сержант Мишаткин, — как бы желая подкрепить оценку Денисина, добавляет Ходер. — Днем четырнадцатого, когда японцы предприняли наступление против десанта, Мишаткин с небольшой группой бойцов оказался отрезанным от своих. Расстреляв все патроны, комсорг последней гранатой взорвал себя и приблизившихся японцев. Рядом с ним сражался и погиб член комсомольского бюро солдат Джапаров. Комсорг роты Комаров, до этого вынесший с поля боя раненого Яроцкого, сам был позже ранен, но боевые товарищи сумели спасти его и доставить к месту стоянки кораблей.
Кабанов интересуется у Леонова потерями отряда разведчиков. Леонов ответил, что разведчики потеряли трех убитыми и семеро ранено.
Действия нашего отряда в Чхончжине получили в то время самое наилучшее признание со стороны командования. Так было и в последующие годы. Об этом убедительно сказано и в «Истории Великой Отечественной войны», и в других официальных публикациях. И потому-то вызывает досаду и недоумение оценка роли отряда кандидатом военных наук, доцентом Л. Н. Внотченко. В своей работе «Победа на Дальнем Востоке» он пишет: «Таким образом, ни разведотряд, ни высаженная вслед за ним пулеметная рота задачу по разведке боем фактически не выполнили. Силы обороны противника для основных сил десанта, вышедшего 13 августа в 13 час. 35 мин. из бухты Новик, оставались неизвестны». Здесь автор явно не в ладах ни с фактами, ни с выводами. Днем 13 августа вышли не основные силы, а лишь первый эшелон — 355-й батальон морской пехоты. Основные силы — это второй и третий эшелоны — 13-я бригада и 335-я стрелковая дивизия, доставленные в Чхончжин морем.
Но главное не в этом. Такое заключение о действиях отряда беспочвенно, оно не имеет под собой прочной основы. Это, видимо, и чувствует автор. Поэтому двумя страницами позже он пишет: «Во всех десантных операциях отряд обеспечивал надежную разведку и высадку главных сил десанта»[9]. Невольно напрашивается вопрос: которому Внотченко верить?
VIII
Наши матросы, ходившие проводниками подразделений бригады морской пехоты, возвратились. Весь отряд разведчиков собрался на причал. Пришла радиограмма, предписывающая нам возвратиться на базу. Собираемся в обратный путь на тех катерах, что доставили в Чхончжин генерала Кабанова.
Перед нашим выходом из Чхончжина туда прибыл новый эшелон десантных войск. Первым в гавань вошел эскадренный миноносец «Войков», за ним — танконосец с танками. Следом десантные суда доставили полевую артиллерию, а уже на следующий день на пароходах «Ногин» и «Дальстрой» в Чхончжин приплыли остальные подразделения бригады морской пехоты, почти удвоившие гарнизон советских войск.
Как назло, все дни, пока мы дрались с японцами в Чхончжине, погода в районе наших флотских аэродромов была дождливой, пасмурной, с прижавшимися к земле облаками.
И вот только сегодня небо там прояснилось, солнце подсушило землю, самолеты могут взлетать.
Генерал Кабанов вызвал нашу авиацию, и «петляковы» бомбят оборонительные сооружения противника, за ними пришли «утюжить» передний край неприятельской обороны «ильюшины». Земля загудела от разрывов сотен бомб.
Под аккомпанемент этой обработки вражеских позиций уже издавна полюбившиеся нам катера уносят разведчиков из бухты Чхончжина и берут курс на Владивосток.
Потребовались еще сутки, чтобы окончательно разгромить остатки японского гарнизона на оборонительных рубежах вокруг города и полностью овладеть Чхончжином.
К восьми часам утра пятнадцатого августа батальоны бригады морской пехоты в основном заняли всю собственно городскую территорию и вплотную подошли к оборонительным сооружениям противника на высотах, вышли в долину реки Сусончхон, перехватив на дальних подходах к городу железную дорогу.
Подступы к Чхончжину с суши были подготовлены неприятелем для обороны заблаговременно. Со склонов высот все удобные пути через низины простреливались из долговременных огневых сооружений, упрятанных под бронированные и бетонированные колпаки. Цепь окопов, траншей полного профиля, отдельных ячеек для минометов и пулеметов, огневых точек, укрытых несколькими рядами накатов из леса и толстым слоем земли, образовала сплошную дугообразную линию обороны, которая упиралась одним флангом в побережье у открытого моря, другим — в бухту Чхончжина. Противник, бесспорно, понимал, что взломать эту оборону сухопутным частям будет стоить больших усилий.
Однако высадка десанта прямо в порт, на городские причалы смешала эти планы. Наши десанты высадились, по существу, в тыл вражеской оборонительной линии, значительная часть расположенных на опорных пунктах орудий и пулеметов была парализована, и их оказалось невозможно использовать против десанта. Остальные пулеметные точки и минометные и артиллерийские батареи противника, когда развернулось наступление бригады генерала Трушина, были подавлены ударами корабельной и полевой артиллерии десанта, огнем крупнокалиберных минометов и налетами бомбардировщиков и штурмовиков. Тысячи снарядов и бомб разметали неприятельские долговременные огневые точки. Морские пехотинцы, в боевых порядках которых теперь двигались и танки, занимали один участок вражеской обороны за другим.
Корабли флота доставили в Чхончжин 335-ю стрелковую дивизию под командованием полковника A. A. Волкова, которая вместе с бригадой морской пехоты с ходу завязала бои за овладение Нанамом и сооружениями укрепленного района. Через Чхончжин прошла идущая по приморью 393-я стрелковая дивизия полковника Ф. А. Исакова, с которой мы встречались в Унги и в Начжине, и вместе с дивизией Волкова и бригадой Трушина они овладели Нанамом.
Видя безнадежность положения и невозможность удержать в своих руках оборонительный пояс, основная часть гарнизона Чхончжина по полевым дорогам, бросив все вооружение и имущество, отошла к Нанаму. Японское командование все еще пыталось уберечь живую силу. Но избежать плена и там не удалось, занятие Нанама понудило эту группировку сдаться в плен, как впоследствии капитулировали и сдались все японские войска в Корее.
Уже в ходе боев за Чхончжин японским солдатам стал очевиден перелом в войне, понятна неизбежная близость поражения. Потому-то и удалось пленить более четырехсот солдат и младших чинов и столько же рядовых и офицеров жандармерии вместе с воинскими частями, брошенных на удержание оборонительных рубежей. Что касается корейцев, призванных в армию накануне войны и в первые ее дни, то, как только начались бои, они, не желая воевать за чуждое им дело, тут же бросали оружие и либо скрывались в горах, либо старались быстрее попасть в расположение наших частей.
