По вечерам во всех только что освобожденных городах наступает непроглядная темнота. И не от светомаскировки. Электростанция Чхончжина цела, оборудование в исправности. Однако на складах почти совсем нет угля. И наше командование решило подбросить уголь из бункеров советских транспортных судов. Но вся беда в том, что электросети по городу порваны. И солдаты вместе с монтерами-корейцами тянут временные линии, подвешивают на столбах воздушную проводку. Наши офицеры ищут среди населения людей, мало-мальски разбирающихся в энергетике, чтобы обучить их делу. Японские специалисты убежали из города. А корейцев к этим работам раньше совсем не допускали.
Временный комендант Начжина старший лейтенант Попков обратился к жителям города с воззванием. Поскольку у него еще нет никакой канцелярии, обращение пришлось размножать от руки. Горожане, прочитав его, тут же спешили рассказать о нем своим соседям и родственникам. Комендант призвал население выйти на восстановление города. И на следующий день на работу в порт и на разборку развалин вышло более двух тысяч человек. Пожары в городе удалось потушить еще тринадцатого августа. Рабочие отремонтировали два паровоза, помогли нашим солдатам привести в порядок железнодорожное полотно от Начжина до Унги.
Командование военно-морской базы в Начжине выделило оборудование, медикаменты, а городское самоуправление реквизировало принадлежавшее ранее японской компании хорошее здание, и теперь в городе открылась первая больница, где каждый может получить нужную медицинскую помощь бесплатно.
Когда советские офицеры беседовали с работающими и порту Начжина горожанами, пришлось отвечать на бесчисленные вопросы, множество из которых нередко ставили наших офицеров в тупик. Проходили только первые дни после освобождения. Строевые офицеры не были подготовлены к исполнению административных и хозяйственных функций. А специалисты-политработники, работники специальных обслуживающих подразделений, переводчики находились пока в пути. Непривычные хлопоты свалились на наших морских и сухопутных офицеров с первого дня и буквально захлестнули их.
Корейцы прежде всего хотят знать, как можно быстрее возвратить в город семьи, укрывшиеся в сопках от развернувшихся боев. Комендант города объяснил, что советские войска изгнали японских поработителей из Кореи безвозвратно. Поэтому жителям можно вернуться к своим домам и очагам смело и безбоязненно, и чем быстрее, тем лучше: сейчас остро нужна каждая пара рук. Только трудом всех граждан можно быстро избавиться от следов войны, пустить в ход все предприятия. Он сказал, что контрольным постам, выставленным на ведущих в город магистралях, приказано беспрепятственно пропускать возвращающихся к своим домам горожан.
Советских офицеров спрашивают, не будут ли подвергнуты наказанию те граждане, которые взяли себе по нескольку мешков риса, не отберут ли этот рис обратно. И наши офицеры объясняют, что самовольно растаскивать рис, как и другое продовольствие и имущество, принадлежавшее ранее японским военным властям и убежавшим богатеям, нельзя, что те, кто воспользовался суматохой боевых действий и пытался грабить и наживаться, действовали во вред трудовому народу. Богатства, присвоенные японскими поработителями, теперь будут принадлежать корейским рабочим и крестьянам. Их надо строго охранять, беречь от расхищения.
Если же кто и взял себе немного риса, то за это ни с кого наше командование взыскивать не собирается. Ведь этот рис пойдет не на спекуляцию, им будут кормиться трудовые люди. Только нельзя заниматься грабежом. Поэтому военное командование вынуждено взять пока под охрану все склады, предприятия и другие ценности, принадлежавшие японским военным властям и бежавшим из Кореи японским собственникам. Остальное должны оберегать сами рабочие.
Некоторых интересует, какие будут теперь в их стране деньги: японские или советские. Вопрос этот поставил наших офицеров в затруднительное положение: никому из них неизвестно, какая и когда должна быть образована администрация, кто будет заниматься выпуском денег. Отвечают, что, бесспорно, советские рубли в Корее обращаться не будут. Японские иены, до сих пор ходившие в Корее, тоже перестанут действовать, поскольку японские колонизаторы изгнаны, а так называемое генерал-губернаторство кончило свое существование. Поэтому, надо полагать, скоро возникнет своя корейская народная власть, она и решит вопрос о деньгах. Скорее всего в ходу будет национальная корейская вона.
Жизнь еще не вошла в мирную колею, кое-где на полуострове еще идут бои, а многих корейцев уже интересует, какие будут у них школы, кто и чему будет учить детей, как будут решаться вопросы религии. И наши политработники растолковывают, что, как они думают, школа в Корее теперь должна быть иная. Обучение по японским учебникам и на японском языке, конечно, прекратится. Японские учителя, ходившие даже на школьные уроки с шашкой, должны быть заменены своими, корейскими педагогами, которые будут учить детей, конечно, на своем родном языке. Бесспорно, среди корейской интеллигенции найдутся люди, способные быстро написать корейским детям учебники на языке своего народа, создать новую школу.
Что касается религии, то это тоже дело самих корейцев. В их стране, разъясняем мы нашим собеседникам, решит это дело корейская народная власть, сами трудовые жители городов и деревень.
Из рассказа побывавших в Начжине товарищей мы узнаем, что встречавшийся там с нами Ким Сон Чен и его друзья развили большую активность, их можно видеть почти везде, где возникает большая и трудная работа, где завязываются горячие споры. Создана рабочая дружина, ей поручено наблюдать за порядком в городе и оберегать народное имущество. Комендатура помогает дружинникам.
Пятнадцатого августа советский гарнизон и жители города хоронили четырех советских летчиков, погибших над Начжином. О них нам рассказывали корейские товарищи. Это была внушительная, многолюдная и запоминающаяся церемония. Рядом с советскими солдатами и матросами шли многие сотни корейцев.
На днях Начжин был взволнован необычайным торжеством: в городе впервые за многие годы открыто состоялся большой митинг жителей. Такого не помнят уже давно, чтобы на площадь собралось более двадцати тысяч человек.
Люди пришли на митинг с красными знаменами. Над колоннами колыхалось множество плакатов, написанных на шелке, на бумаге, на фанерных листах. Все одеты в красочные праздничные наряды, женщины — в традиционной белой одежде. Ораторы приветствовали и славили Советскую Армию, благодарили ее за освобождение их родины, за окончательное изгнание японских поработителей. И не только те, кто горячо и взволнованно говорил с трибуны, но и те, кто стоял в плотных колоннах на площади, просили передать советскому народу, что они никогда не забудут его неоценимой помощи.
