И мы вышли из университета: два непризнанных художника — два красавца, феньки по локоть. Игорь говорит: «Ну и пошли вы все в жопу! Мы все равно художники! Не поняли вы ничего!»
Рядом с пригородным вокзалом там течет Дон. И речной вокзал небольшой. Мы пришли на вокзал, купили какие-то сладкие булки, тогда уже продавался в пластиковых бутылках лимонад «Буратино». Вышли на набережную, сели на пирсе, свесили ноги в речку. Сожрали булки, запили «Буратино», посмотрели на воду. Потом сели в электричку и вернулись в Таганрог.
И после этого Игорь говорит: «А давай поступать в театральное. Верное дело!
У меня там есть знакомый, говорит, легко поступать, там же одни девушки». Нет, не из-за девушек поехали. Просто нетрудно поступить, когда одни девушки, а пацанов не хватает. Надо же кому-то играть мужские роли. «Принимают практически так! — говорит. — А потом можно в Москву перевестись!» Мы чуток поподготавливались. Я учил какую-то басню. Но как-то у меня дело не шло. Я у Игоря спрашиваю: «А можно, я не всю басню буду учить?» — «Да хрен с ним! Учи полбасни. Приедем, покривляемся. Споешь песню на гитаре, там таких любят!»
Мы, короче, купили билеты, сидим на вокзале, ждем поезд. И вдруг у меня начинает сильно болеть живот. Я говорю: «Чего-то мне плохо, пойдем в медпункт». Мы приходим в медпункт, доктор кладет меня на кушеточку, осматривает: тут болит, тут болит. «Дружок, по ходу у тебя аппендицит». Она вызывает «скорую», и тут подъезжает наш поезд. Я такой: «А может, я поеду?» — «Не, чувак, давай в больницу». Меня привозят в больницу, бреют и кладут на операционный стол. Прямо сразу. Игорь говорит: «Я поеду к твоей маме сказать, что тебя типа в больницу забрали!»
Меня кладут на стол. Они сразу решили мне аппендицит вырезать, подонки! Общий наркоз мне нельзя было делать, так как я и ел, и пил. Это когда ты два дня лежишь, ничего не ешь, тебя подготавливают, тебе общий наркоз делают. А тут сказали нельзя. И мне сделали просто местный наркоз. Обкололи кожу вокруг, заморозили ее, разрезали — я не почувствовал. Ощущал, что что-то там происходит, и все. А внутренности-то заморозить невозможно!
И мне на живую резали аппендицит. Я очень сильно ругался матом. Я орал. «Пидорасы! Отпустите меня! Я же вас потом порежу всех! Гандоны, блядь! Я всех убью, суки, что вы со мной делаете?! Гандоны, пидоры, уроды, блядь! Как вам не жалко меня?! Да вы просто изверги, блядь! Подонки!..» Они все это слушали, понятное дело. Потом меня вывезли на каталке из операционной. Я в бреду каком-то. Мне еще потом вкололи морфия, чтобы не так плохо было. Повезли в палату. В коридоре, как во сне, увидел маму с Игорем…
В общем, я лежал потом три недели в больнице. Ко мне все приходили, все девочки. Вся моя компания. Друзья. Иван с Наташей. И когда мне стало полегче, когда я начал потихонечку ходить, они стали собираться внизу под окнами на траве. За больницей был небольшой парк. Трава, деревья, лавки. Там на траве они сидели с гитарами. Я изредка, раз в день, выходил к ним с палочкой, чтобы не нажимать на больную сторону. Спускался, и мы там сидели, пели песни.
А потом на обходе как-то доктор говорит: «Как чувствуешь себя?» — «Да ничего, — говорю. — Выпивать можно?» — «В профилактических целях коньячку грамм по тридцать в день даже полезно». И тут я говорю своим: «Девчонки! Мне можно коньяк!» Они мне принесли бутылку коньяка «Белый аист». Я лежал в палате с мужиками. У кого нога отрезана, кого только готовят к операции, хирургия, короче. Говорю: «Мужики, у меня есть бутылка коньяка!» Мы ее тут же раздавили, эту бутылочку, мы уплели ее по чуть-чуть, раз — и нету.
На следующий день пришла жена одного мужичка из нашей палаты. А он ей говорит: «Слушай, мне доктор прописал коньяк в малых дозах». И она принесла ему на следующий день бутылку. Мы и эту бутылочку — хлоп! Все мужики по очереди своим женам сказали: «Доктор прописал. О-бя-за-тель-но!» Так мы выпивали в больнице…
Тогда девушки постоянной у меня не было, так что приходили все подружки. Они что-то типа шефства надо мной взяли. И все эти девочки приходили, приносили всякие нужные вещи. Ну, так, мелочи какие-то. У меня под койкой лежала гитара. А внизу под окнами ребята сидели, у них тоже была одна. Короче, еще одно место тусни для нашей компании появилось. Там неплохо было: трава, деревья. В обед, когда докторов не было, я в палате на гитаре дрынкал. Из-за гитары врачи не ругались, они же знали, что я типа музыкант. Бывало, вечерком медсестры заглядывали: «Рома, поиграй». И Рома играл в коридорчике…
А в больнице скучно было, и мне принесли книжку. Тур Хейердал «Путешествие на „Кон-Тики“». Был такой известный путешественник — Тур Хейердал. И вот я лежал и читал, как два каких-то мужика построили плот и поплыли на этом плоту через океан. Одним из этих мужиков и был этот самый Хейердал. Мне понравилось. Из-за того, что делать нечего, в принципе и чтение оказалось нормальным занятием. А когда есть чем заняться, то читать совсем ненормально. Так, за неимением лучшего… Поэтому я прочитал эту книжку от начала до конца. Прикольно.
Из-за этой операции я никуда и не поступил после училища. Год гулял, нигде не учился. Потом захотел поступить в Строительную академию в Ростове. Но понял, что там сложно, нужны деньги. И решил в наш строительный колледж таганрожский.
Поступив в колледж, я сообразил, что из него можно что-нибудь полезное вытащить. Для себя, для группы. Я уже первого сентября очень пристально смотрел на колонки и аппаратуру: что есть и что из этого можно придумать, выжать. Там были колонки, усилитель, пара микрофонов и разломанная барабанная установка, которая где-то на складе валялась еще с 70-х годов, когда были ВИА и все это для них покупалось.
Я решил воспользоваться и потихонечку у дирекции колледжа стал все это выпрашивать, а также деньги на аппаратуру. Я стал профоргом — руководителем тамошней профсоюзной организации. Как стал? А вот так: никто не хотел заниматься всякими бумагами, а на Рому можно было все спихнуть. Чем тебе не комсомольский работник? Вообще-то, я застал последний год существования комсомольской организации. Но смысла туда вступать уже не было. Нас, конечно, предупредили, если хотите, можете вступить. Но зачем? Пионером был, а вот комсомольцем не довелось. Хотя многие поступали, вероятно, им прикольно было. А мне не до того было: то девчонка, то гитара. Не до комсомола, были дела поважнее.
Занимался сбором членских взносов. Да, матответственность, у меня и настоящая печать была. Я даже ездил в Ростов-на-Дону в областной центр строительного профсоюза — на какие-то совещания. Защита прав студентов и все такое. Примитивные какие-то проблемы: трудные ученики и т. п. Общественная деятельность — начиная субботниками, закачивая какими-то конкурсами, самодеятельностью, дискотеками. Жизнь колледжа, в общем.
