Затихли слова присяги, ополченцы все еще стояли с непокрытыми головами. Булай четкими шагами подошел к Бате.
— Товарищ командир, группа народного ополчения деревни Липовец готова выйти на задание.
— Хорошо, — ответил Батя, — даю вам сорок минут сроку. Чтобы через сорок минут быть здесь. Иметь с собой пилы, топоры и ломы.
Люди расходились. Булай давал им короткие указания, и видно было, что он пользуется среди односельчан полным авторитетом. Поэтому Батя и назначил его командиром. Очень осторожный в таких случаях, Григорий Матвеевич предварительно не раз беседовал с ним, проверил его, присмотрелся к нему и увидел, что это человек верный. Лучший бригадир в колхозе, комсомолец, член бюро райкома. В этом году его должны были принимать в партию, но война помешала. Теперь он активно помогал партизанам и был одним из организаторов молодежи. Ополченцы охотно подчинялись ему. Ни один из них не опоздал к указанному сроку. И если на собрание они пришли одетые чисто, а некоторые даже щеголевато, то теперь на них была повседневная колхозная роба — потрепанные пиджачки, залатанные брюки. Принесли и пилы, и топоры.
На первый раз липовецкой группе дано было задание уничтожить телефонную связь между Холопиничами и Краснолуками и подпилить сваи мостов на дороге Краснолуки — Столбец. Вскоре группа вышла из деревни.
…А потом в ненастной осенней ночи тихо посвистывали питы, глухо охали топоры. Падали телефонные столбы, обрывая провода; тяжело оседали поврежденные мосты.
Так мирные жители лесной белорусской деревни активно вступили в войну.
Батя еще до нашего присоединения к его отряду решил перебазироваться на запад, в хуторок Нешково, одно из самых глухих мест Белорусского государственного заповедника. Отряд разрастался, и Ковалевичский лес для него становился мал. К тому же, и, пожалуй, это являлось главной причиной, Батя вместе со своими парашютистами должен был приземлиться именно там, у Домжерицкого озера, значит, там и будут искать нас советские самолеты. А это даст возможность восстановить утраченную связь с Большой землей.
Выступили вечером двадцать третьего октября, а двадцать пятого утром уже подходили к Нешкову. Места были, и в самом деле, глухие. Кругом болотины, поросшие мелкими осинками и березняком, а среди них, на твердой земле, острова великолепного строевого леса. Между этими островами проходила узкая старая гать.
В воздухе чувствовалось приближение зимы. Холодало. Дождь сменялся снегом, а снег, падая на разжиженную землю, превращал ее в грязное вязкое месиво.
Последний привал… Пока бойцы мылись в проходившем недалеко осушительном канале и грелись у наскоро разложенных костров, Батя вызвал к себе командиров и повел их вперед, внимательно поглядывая по сторонам. За сеткой дождя и снега почти к самой дороге подступал дремучий белорусский лес. Остановились перед громадным дубом, выделявшимся среди других деревьев. Листья его, позолоченные осенью, шелестели над нашими головами и медленно, будто бы нехотя, падали в дорожную грязь.
— Вот здесь, — сказал Батя, — устроим почтовый ящик. Если кто-нибудь оторвется, отстанет и не будет знать, куда мы двинулись, ищите здесь. Между ветвями будем ставить знак — крестовину, две палки вот так (он показал). А записка… Записку будем оставлять (взглянул на компас, прикрепленный к планшетке) строго на запад, под третьим деревом… Идемте…
Довел до третьего дерева.
— Ну, хотя бы вот под этим корнем. Запомните это место.
Позднее такие же партизанские «почтовые ящики» наметил он и в других местах. Ведь отряд находился в непрерывном движении, и никакую базу нельзя было считать постоянной. В таких условиях особенно нужна связь. Установили сигналы для встреч в лесу, в каждом подразделении выделили связных. Кроме того, использовались для связи и надежные люди из местных жителей, а в деревнях имелись партизанские явочные квартиры.
Среди дня добрались до Нешкова. Восемь домиков, стоявших прямо в лесу, в окружении великанов-сосен, казались совсем маленькими. А за этими соснами — болота и болота, не проходимые даже зимой. Единственная дорога, та самая гать, по которой мы пришли, соединяет Нешково с внешним миром. Остальные тропинки ведут прямо в лес (ими пользовались в своей работе служащие заповедника). Подходящее место для партизан.
Здесь мы и остановились на первое время. Вырыли окопы, расставили караулы. А постоянный лагерь начали готовить несколько севернее, километра, за три от поселка.
В Березинских лесах скрывалось немало беженцев и окруженцев. Многие из них приходили к нам, и, хотя мы принимали далеко не всех, отряд все время пополнялся бойцами, часто we обстрелянными или еще не знакомыми с партизанской войной. Были в этих местах и другие партизанские отряды, среди них отряд старшего лейтенанта Басманова, принесший много вреда фашистам.
С первых же дней началась наша оперативная работа: охотились за немецкими машинами на большаке Лепель — Бегомль, взорвали мост через Эссу на дороге Лепель — Борисов, уничтожали телеграфно-телефонную связь.
Получили хорошие вести от Щербины. Узнав о предстоящей перегруппировке немецких частей, он подстерег большую колонну фашистов около полка на узкой гати в Гороховском лесу. Партизаны, скрытно расположившиеся по обе стороны дороги, пропустив разведку, открыли частый огонь по главным силам. Расстояние было небольшое, колонна плотная, почти все пули попадали в цель. Пока фашистам удалось развернуться, горы трупов покрыли гать, а потом партизаны исчезли так же неожиданно, как и появились. Две сотни убитых и около четырехсот раненых немецких солдат и офицеров осталось на месте боя.
* * *
Партизанская жизнь полна неожиданностей. Двадцать седьмого октября после успешного боя с фашистами, занимавшими деревню Велевщина, я и капитан Черкасов с группой человек в двадцать должны были по приказанию Бати вернуться в Нешково. Дорога, делающая большой крюк к северу, показалась слишком длинной.
— Пойдем по азимуту. Тут напрямки всего каких-нибудь пять-шесть километров.
— Пойдем.
Мы еще не знали, как обманчивы болотистые леса Белоруссии.
Сориентировались. Установили направление. Пошли. Но почти сейчас же уперлись в болото. Начали обходить его. А там — другое.
Отправились мы часа в два, а к вечеру не только не добрались до Нешкова, но и близко к нему не подошли: нас окружали совсем незнакомые места. И хотя погода была сухая, мы основательно промокли, лазая по болотам.
Смеркалось… Потом совсем стемнело, а мы продолжали шагать, усталые, голодные, поели мы перед выходом на операцию, это было в начале ночи, и вот уже новая ночь подошла, а мы только и видели, что клюкву, которой много было по полянам и на кочках.
