В это же время княгине даются крупные суммы на покупку дома. Дашкова “кует железо, пока горячо”. Озабоченная положением своей сестры Полянской и, может быть, желая отплатить ей за ущерб, причиненный “июньской авантюрой”, она всячески старается помочь ей и успевает в этом: дочь Полянской назначается во фрейлины к государыне. Затем на долю Дашковой выпадают вскоре новые успехи.
Зимой 1782 года при дворе давали бал. Императрица, разговаривая с иностранными послами, между прочим обратилась к Дашковой со следующими словами: “Я имею сообщить вам, княгиня, нечто особенное”. И немного погодя она объявила, что назначает ее директором Академии наук и художеств. Самолюбивая княгиня была, конечно, страшно польщена этим высоким предложением, но, чтобы ее получше попросили, для виду отказывалась. Императрица уговаривала Дашкову, в самых лестных выражениях отзываясь о ее способностях и дарованиях. В истории с этим назначением княгиня опять проявляет свойственные ей горячность и нетерпение. Она в этот же вечер пишет письмо государыне, где высказывает, что боится компрометировать ее мудрое правление неумелым исполнением столь высокой обязанности. В полночь она окончила эту записку, но не могла дождаться утра и поехала с нею к Потемкину, который был уже в постели, с просьбой передать послание немедленно утром государыне. Этот отказ из приличия, конечно, не мог быть упорным, в особенности в виду выраженного настойчивого желания императрицы. И нужно, конечно, знать Дашкову, чтобы понять ее восторг ввиду такого назначения... Такое перед всей Европой и ее тамошними знаменитыми друзьями признание ума и образования Дашковой “мудрой” императрицей должно было очень приятно льстить самолюбию подданной.
Княгиня взяла бразды правления Академией в свои крепкие и умелые руки – и в одном отношении ее командование было несомненно благотворно: в упорядочении финансовых дел этого учреждения. В течение нескольких лет она сумела скопить из так называемых “экономических” сумм сотни тысяч рублей, о чем с гордостью заявляет в своих “рапортах” государыне. Но позволительно сомневаться, чтобы тут была уместна особенная экономия. Первое заседание Академии с Дашковой во главе прошло с великой помпой. Княгиня произнесла речь о вреде взяточничества, вероятно, не очень убедившую слушавших, и с необычайным почетом обращалась со знаменитым Эйлером, против которого интриговал игравший тогда большую роль в Академии “профессор аллегории” Штелин.
Княгиня оживила ученую деятельность Академии. “Академические известия” прекратились в 1781 году, а вместе с тем замедлилось и издание “Acta Academiae Scientiorum Imperialis Petropolitanae”. При ней вышло этих последних 15 томов, выходил и “Российский Феатр” (43 части), и “Новые ежемесячные сочинения”. Целью этого последнего издания было популярное изложение научных истин для лиц, не имевших случая приобрести прочного “ученого образования”, а к этому разряду, разумеется, свободно можно было отнести большинство представителей тогдашнего общества. Княгиня пополнила коллекцию академических минералов и предпринимала хлопоты об издании точных карт внутренних губерний, а также и вновь присоединенных к России областей, но в этом отношении ей оказывала плохую услугу “канцелярская” волокита.
Но что представляется более всего интересным в академической деятельности Дашковой и вместе с тем является ее заслугой в истории русского просвещения, – это то, что она сгруппировала около себя лучшие литературные силы того времени, принимала сама участие в литературе и издавала при Академии “Собеседник любителей российского слова, содержащий разные сочинения в стихах и в прозе некоторых российских писателей”. Таково было название этого академического журнала, несколько длинное, – во вкусе тогдашних книжных названий... В этом “Собеседнике” самое деятельное участие принимала Екатерина II (“Были и небылицы” и др.), и она была, пожалуй, самым занозистым и “красным” его сотрудником. Писала статьи и княгиня Дашкова, которая, заметим кстати, пробовала свои силы и в драматической литературе. Немало было обличительных страниц в этом журнале, имевшем в своих рядах царственную сотрудницу. Нередко попадались резкости в описании крепостного быта. Был, между прочим, рассказ про одного воеводу, “который украл 12 лучших лошадей из табуна и на них поехал в Ростов Богу молиться”.
В объявлении об издании “Собеседника” говорилось, что “польза, от сего происходящая, ощутительна, как в рассуждении российского слова, так и вообще в рассуждении просвещения”. Этот журнал должен был в себе заключать только одни “подлинные российские сочинения”. Вообще, в начинаниях Дашковой было видно желание вызвать русскую мысль к самодеятельности и придать изданию характер национальный.
Около директора Академии в “Собеседнике” группировались лучшие тогдашние литераторы: Державин, Фонвизин, Богданович, Капнист, Княжнин и другие. Как в постановке вопросов, так и в разработке их, видно несомненное влияние княгини. В “Собеседнике” была напечатана знаменитая “Ода к Фелице” Державина. Восторженная похвала Екатерине искупала заключавшуюся в оде сатиру на многих важных вельмож. В истории напечатания этой оды проявляется прежняя, не знающая границ решимость княгини. Она, не спросив даже автора, напечатала “Фелицу”, ходившую в списках по рукам, на первой странице “Собеседника” и поднесла ее императрице. В книжках “Собеседника” (вышедших 16-тыо частями в 1783 и 1784 годах) были напечатаны смелые вопросы Фонвизина; но вообще нужно заметить, что сатира этого журнала, уступавшая в едкости листкам Новикова, очень мирно уживалась с курением фимиама “Фелице” и с самой необузданной лестью ей и всем ее мероприятиям...
Конечно, литературная деятельность княгини, печатавшей, кроме “Собеседника”, и в других журналах свои заметки (например, в “Друге просвещения”, может быть, в “Русском вестнике” и др.), имеет теперь интерес только исторический и служит доказательством того, как ее подвижная и просвещенная мысль искала для себя выхода.
Издание сочинений Ломоносова (1784 – 1787 годы), к чему княгиня прилагала много стараний, должно быть поставлено ей в заслугу. Увеличение числа учеников, воспитывающихся в училище, – с семнадцати до пятидесяти, а художников – с двадцати одного до сорока, – тоже следует поставить плюсом в деятельности Дашковой, так как приготовление кадров армии работников в области науки и искусства должно было в значительной степени оправдывать существование немецкой академии в русском государстве. Влияние княгини отразилось и на учебной программе Академии: она завела три новых курса – по математике, географии и естественной истории, преподававшихся русскими профессорами бесплатно на русском языке. Вообще говоря, время управления Дашковой Академией, по отзывам официальных историков этого учреждения, должно считаться “эпохой процветания”.