— Да развѣ ты что разумѣешь?
— Я, ваше величество, бывъ неотлученъ отъ господина моего, старался воспользоваться преподаваемымъ ему наставленіемъ.
Заинтересованный Петръ сталъ испытывать калмыка и, къ великому своему удовольствію, нашелъ его весьма свѣдущимъ въ морскомъ дѣлѣ. Послѣ этого начался экзаменъ самому господину, и оказалось, что, насколько слуга былъ свѣдущъ, настолько господинъ былъ неучемъ.
Петръ не останавливался ни передъ чѣмъ, и результатомъ этого экзамена было то, что калмыкъ получилъ вольную, съ фамиліей Калмыкова, и чинъ мичмана, а Спафаріевъ опредѣленъ въ матросы и отданъ подъ команду Калмыкову съ приказаніемъ послѣднему, чтобы тотъ постарался научить барина всему, что самъ такъ хорошо зналъ.
Калмыковъ въ 1723 году былъ уже морскимъ капитаномъ, а потомъ дошелъ и до контръ-адмиральскаго чина.
XL.
Черты изъ образа жизни Петра.
Петръ Великій вставалъ очень рано — въ три, и; въ четыре часа утра. Вставши, съ полчаса прогуливался по комнатѣ и потомъ тотчасъ же занимался дѣлами. Въ шесть часовъ, позавтракавъ, выѣзжалъ въ Сенатъ и другія присутственныя мѣста; въ хорошую погоду хаживалъ пѣшкомъ. Обѣдалъ онъ въ 11 или 12 часовъ, и во всякомъ случаѣ не позже часа пополудни. Обѣдъ состоялъ изъ щей, каши, студня, холоднаго поросенка въ сметанѣ, холоднаго жаркого (чаще всего утка) съ огурцами или солеными лимонами, ветчины и лимбургскаго сыра. ІІередъ кушаньемъ пилъ онъ по рюмкѣ анисовой водки и въ теченіе обѣда — квасъ, пиво и хорошее красное вино. Рыбы и вообще постной пищи желудокъ его не переносилъ, и потому Петръ не соблюдалъ постовъ (кромѣ недѣли говѣнія), на что и имѣлъ разрѣшеніе отъ константинопольскаго патріарха[40]. Послѣ обѣда надѣвалъ халатъ и спалъ часа два, а въ четыре приказывалъ подавать къ докладу дѣла, которыя къ утру надлежало рѣшить. Ужина у него обыкновенно не было. Спать ложился часовъ въ 10, въ 11.
Обѣдалъ онъ дома рѣдко, а по большей части въ гостяхъ у вельможъ или у кого другого, не отказываясь ни отъ какого приглашенія. Если онъ обѣдалъ дома, то обѣдалъ обыкновенно одинъ съ своею женою и не терпѣлъ, чтобы въ столовой были лакеи. Если при столѣ его находился кто-либо изъ приглашенныхъ, то и тогда прислуживалъ только его кухмистеръ Фельтенъ, одинъ денщикъ и два малолѣтнихъ пажа, да и эти, поставя всѣ блюда, закуски и для каждаго гостя по бутылкѣ вина, должны были выходить изъ столовой и оставлять государя одного съ гостями, а лакеи никогда у стола его не должны были являться, — разумѣется, кромѣ церемоніальныхъ обѣдовъ. Онъ говаривалъ про лакеевъ: «я не хочу, чтобы они были слушателями разговоровъ при моемъ столѣ». А однажды сказалъ про нихъ же прусскому посланнику, сидѣвшему съ нимъ за столомъ: «сіи наемники смотрятъ лишь за столомъ каждому въ ротъ и подслушиваютъ все, что говорятъ; разумѣютъ криво и разсказываютъ опять криво».
Большого придворнаго штата онъ вообще не любилъ, сложивъ представительство всей царской пышности на князя Меншикова, и для своихъ собственныхъ домашнихъ услугъ имѣлъ одного только камердинера; для другихъ же услугъ и для провожанія при выѣздахъ употреблялъ своихъ денщиковъ, изъ которыхъ двое постоянно при немъ дежурили. Никогда не ѣздилъ онъ въ каретѣ или коляскѣ, а всегда въ одноколкѣ[41], въ которой можно было въ случаѣ нужды сидѣть двоимъ. Во время его царствованія въ дворцовой конюшнѣ находились лишь двѣ четырехмѣстныя кареты для его семейства, да еще у князя Меншикова были двѣ парадныя кареты. Болѣе же всего любилъ Петръ при поѣздкахъ пользоваться водою и разъѣзжалъ по Невѣ на буерѣ[42], шлюпкѣ или четырехвесельной верейкѣ[43]. Чтобы пріучить и петербургскихъ жителей къ водѣ, онъ во все свое царствованіе не разрѣшалъ строить мостовъ черезъ Неву и ея рукава[44]. Во всемъ Петербургѣ при Петрѣ не было и десяти каретъ, изъ наемныхъ же только одна, да и та исключительно для пріѣзжающихъ иностранцевъ.
Упомянутые денщики отправляли при Петрѣ при встрѣчающемся случаѣ всякія дѣла. Въ денщики государь избиралъ молодыхъ людей, преимущественно дворянъ, записанныхъ уже въ гвардейскіе полки. Лѣтъ черезъ десять — иногда скорѣе, иногда и позже — опредѣлялъ онъ ихъ, смотря по ихъ способностямъ, въ военную или гражданскую службу. Ночью одинъ изъ дежурныхъ денщиковъ (или же камердинеръ) ложился спать въ той комнатѣ, гдѣ спалъ государь, или же въ сосѣдней. По ночамъ Петръ часто просыпался и звалъ денщика, чтобы тотъ записалъ мысль, пришедшую государю въ голову. Наибольшею чуткостью во время сна отличался крестникъ царя, арапъ Ганнибалъ[45], бывшій одно время, до отправленія своего за границу, камердинеромъ Петра. Ганнибалъ самъ разсказывалъ, что не проходило ночи, чтобы государь не окликалъ его: «Арапъ!» и Ганнибалъ тотчасъ же спрашивалъ: «Чего изволите?» — «Подай огня и доску». Ганнибалъ подавалъ грифельную доску, которая висѣла въ головахъ государя, и Петръ записывалъ на ней, что ему казалось нужнымъ, или приказывалъ записать арапу, и потомъ говорилъ: «Повѣсь и поди спи». Поутру государь прочитывалъ то, что было записано, и отдавалъ нужныя приказанія, или же, когда дѣло не было спѣшнымъ, записывалъ въ свою памятную книжку.
Карточною игрой Петръ никогда не занимался, и при дворѣ его она была мало употребляема. Въ войскахъ было позволено, проигрывать въ карты не болѣе рубля, а кто проиграетъ больше, не долженъ былъ платить; ослушники подвергались военному суду и наказанію. Петръ говаривалъ объ игрокахъ въ карты; «они или не имѣютъ вкуса къ полезнымъ дѣламъ, коими могли бы заняться, или намѣреваются другихъ разорять».
XLI.
Въ токарной на отдыхѣ.
Безпрерывно работая, Петръ нуждался по временамъ въ безусловномъ отдыхѣ, особенно умственномъ. Въ такія минуты онъ удалялся обыкновенно въ свою токарню и, работая здѣсь — подъ руководствомъ ученаго механика и токаря, Андрея Нартова — на токарномъ станкѣ, отдыхалъ отъ умственныхъ тревогъ; въ это время уже рѣдко кто рѣшался его безпокоить.
Однажды, проходя въ токарню, государь приказалъ никого не впускать къ себѣ. Черезъ нѣкоторое время пришелъ князь Меншиковъ и хотѣлъ было пройти въ токарню, но служитель не пустилъ его. Меншиковъ разсердился и сталъ шумѣть, требуя, чтобы его немедленно пропустили. На шумъ вышелъ Нартовъ и, удерживая Меншикова, хотѣвшаго силою пройти въ открытыя двери, объявилъ ему приказъ государя и затѣмъ захлопнулъ передъ нимъ дверь, Раздраженный Меншиковъ въ запальчивости крикнулъ ему въ догонку: — Добро, Нартовъ, помни это!
