На другой день из штаба 11-й армии сообщили следующее: "Согласно поступившему донесению вчера около 12 часов дня команда нашего сторожевого катера, находившегося в Каспийском море, наблюдала, как в районе дельты Волги в направлении на юг пролетели три самолета, за ними еще два, а позже далеко отставший от них один самолет. Последний самолет летел неровно, делал все более и более заметные зигзаги, потом свалился на крыло и упал в воду. При ударе самолет загорелся. Летчики утонули". Фокин и Шкуро пришли к выводу, что в воздушном бою в районе Астрахани один из английских летчиков второй тройки был, видимо, тяжело ранен. В результате он не мог управлять самолетом и свалился. Кто сбил этот английский "Де-Хавеланд" - Коротков или Щекин, сказать было трудно. Победу присудили обоим.
Итак, на счету отряда были уже два сбитых самолета "ДН9-А". В последующие дни англичане, раздосадованные неудачей, снова появились над городом, но уже на высоте примерно 4000 метров. Вести с ними борьбу становилось все труднее.
В мае и июне 1919 года самолеты английских интервентов бомбили главным образом жилые кварталы Астрахани с целью терроризировать население. Бомбардировке подвергались и селения, расположенные вблизи города. Так, 10 мая три английских самолета сбросили бомбы на рыбацкое село Оранжерейное. Были ранены трое детей и одна женщина. 16 июня английские летчики бомбили рыбацкое село Лагань, убили шесть и ранили девять местных жителей - женщин и детей. При налете англичан на Астрахань 27 июня было убито 10 рабочих.
Вместе с бомбами англичане сбрасывали и листовки контрреволюционного содержания.
В июне 1919 года белые армии генерала Деникина, хорошо одетые, обутые и вооруженные правительствами Англии, США и Франции, одновременно с наступлением на Украину двинулись на Царицын и Астрахань. В составе деникинских войск находились и части интервентов. Завязались упорные бои. Войска 11-й советской армии нанесли большие потери противнику и остановили его продвижение еще на дальних подступах к Астрахани.
Летчики нашего отряда вели непрерывную воздушную разведку и несколько раз вылетали группой для штурмовки вражеских войск на марше. В этих случаях мы сбрасывали осколочные бомбы и специальные стрелы и вели огонь из пулеметов.
Техника сбрасывания с самолета "Сопвич" бомб и особенно стрел была очень своеобразной и далеко не простой.
Прежде всего следует сказать, что на самолете не было какого-либо прицела. Бомбы сбрасывались на глазок. Летчик-наблюдатель брал очередную из лежавших у него в кабине в ногах бомб и отверткой расконтривал вертушку предохранителя взрывателя. Пальцами левой руки он старательно придерживал крылышки вертушки, чтобы они не вращались от ветра. Затем летчик-наблюдатель обеими руками поднимал бомбу, вставал в кабине самолета, ногами захватывал ножки сиденья, чтобы удержаться в случае сильной болтанки. Высунувшись за борт и свесив на руках бомбу, он внимательно следил за целью. Когда цель накрывалась передней кромкой крыла и становилась невидимой, летчик-наблюдатель считал до шести и бросал бомбу головкой вперед, чтобы при поступательном движении она не кувыркалась. В случае недолета летчик-наблюдатель при повторном заходе сбрасывал бомбу по счету "восемь" или "десять". При перелете счет уменьшался.
В холодную погоду дело осложнялось тем, что, высовываясь из кабины, надо было беречь лицо от обмораживания. Приходилось защищать полотенцем часть лица, которая находилась с наветренной стороны.
Свинцовые стрелы длиной около десяти сантиметров выбрасывались из небольшого деревянного ящика. Ящик надо было держать, стоя в кабине, затем в нужный момент перевернуть и вытрясти из него стрелы. Стрелометание не корректировалось. О том, что стрелы попали в цель, можно было судить по разбегавшимся солдатам противника. По опыту первой мировой войны было известно, что невидимое и почти неслышимое падение стрел производило большое деморализующее действие на войска.
* * *
Наш отряд пополнился еще одним летчиком: на "Сопвиче" прилетел к нам летчик Василенко. Он находился на службе в одной из авиационных частей Восточного фронта. Там он отличился, выполняя сложные задания командования. В прошлом рабочий, летчик, солдат старой армии, Василенко был членом РКП(б). Высокий, сильный, с красивым мужественным лицом, Василенко обращал на себя внимание. Он носил черные усы, которыми очень гордился. Темно-карие большие глаза летчика искрились весельем, но становились злыми, когда речь заходила о белых.
Мотористом для обслуживания самолета Василенко был назначен Федоров.
С наступлением сумерек жизнь на аэродроме затихала. Самолеты противника в ночное время не появлялись над городом, и поэтому летчики и мотористы, за небольшим исключением, были свободны. Надо сказать, что, несмотря на войну, плохое питание и изнурительную жару, по вечерам кинотеатры, цирк, оперный театр, парки и улицы города были заполнены народом, особенно молодежью.
Военнослужащие нашего отряда тоже гуляли в парках города со знакомыми девушками, посещали кинотеатры. Часто в свободное время к нам в общежитие заходил комиссар Шкуро. Он засиживался до глубокой ночи, беседуя на самые разнообразные темы. По инициативе комиссара Витьевский в течение нескольких вечеров рассказывал нам что-нибудь из истории авиации. Эти рассказы всех очень заинтересовали.
Встречи в общежитии сближали Витьевского с нами. Летал он смело, старался как можно лучше выполнить боевое задание. Неприязненное отношение к нему некоторых наших товарищей постепенно исчезало. Витьевский оставался беспартийным, но честно относился к своим обязанностям.
С большим удовольствием слушали мы по вечерам игру на гармони красноармейца кубанца Брайко. Особое место в его репертуаре занимала "кабардинка". Под эту музыку танцевали в отряде почти все, кто лучше, кто хуже, но все с исключительным азартом. Лучшим ее исполнителем был уроженец Краснодара кубанский казак шофер Гришко. Гришко со своей автомашиной прошел весь путь Таманской армии - от Краснодара до Астрахани. Это он с делегатом командования таманцев проскочил через расположение белых войск генерала Покровского и добрался до своих. Он предупредил командование Красной Армии о близости таманцев, стремившихся выйти из тыла белых, чтобы соединиться с войсками 11-й армии. Гришко был коммунист. Во всем - и в лице его, и в манере держаться и говорить, в его суждениях и поступках сказывались веселый нрав и отчаянная смелость.
Неизменным партнером Гришко в танце "кабардинка" был Сережа Кузьмин. Когда начинала танец эта пара, все останавливались и плотным кольцом окружали Гришко и Кузьмина. Худенький, миниатюрный Кузьмин, с кудрявой шевелюрой цвета спелой ржи и голубыми глазами, танцевал за девушку. Все движения его были полны грации: он удивительно легко и неутомимо носился по кругу, уклоняясь гибкими и быстрыми движениями от наскоков Гришко, танцевавшего за парня. Гришко неистовствовал на "ругу. Он то и дело залихватски сдвигал то на затылок, то на лоб свою кубанку, выхватывал из ножен кинжал и, сверкая им, устремлялся на своего партнера, бешено перебирая ногами, обутыми в мягкие кавказские сапожки. Кинжал Гришко то блестел над его головой, то угрожающе крутился в его вытянутой правой руке, а Брайко все усиливал темп игры, и все быстрее носились по кругу Гришко и Кузьмин. Азарт танца заражал, увлекал всех зрителей: они прихлопывали, притопывали, поводили плечами и, не сходя с места, тоже танцевали.
