На том же заседании присутствовал Петр Кондратьевич Носков. Тогда как раз организовывалась фирма «Большевичка» по пошиву мужских костюмов, при ней создавался известный в 60-х годах магазин-салон. Работали они на особых условиях, ставках. Петр Кондратьевич вместе с Косыгиным организовывал эту фирму и поэтому был в большом фаворе. Учитывая это, мы решили, что наши предложения по планированию выскажет Носков. Собрались в Кремле, в зале заседаний Совмина. Сижу я спокойно, знаю, что будет выступать Носков. Потом смотрю, а перед Косыгиным уже гора бумажек.
– Петр Кондратьевич, – шепчу, – посылай скорее записку, а то мы не выступим.
– Не пойду, – вдруг отвечает он.
– Да ты что? Всех подведешь.
– Нет, не могу. Волнуюсь как-то, плохо себя чувствую.
– Иди ты, – говорят мне. – Только тебе дадут слово, ведь ты здесь единственная женщина.
Делать нечего, придется выступать. Полезла в сумку – боже мой! – очки забыла, бумаги нет. Стали по рядам спрашивать, искать подходящие очки. Нашли. Взяла я большой конверт с документами по реформе и начала на обороте быстренько писать краткую записку, которую и передали в президиум. Меня почти сразу вызвали.
Говорила я полчаса. А потом Алексей Николаевич встал со своего председательского места, подошел ко мне, и стали мы с ним беседовать на виду всего зала.
Я обосновала наши предложения по планированию. Он согласился. Потом сказала про чеки и деньги. Дело в том, что если какую-то небольшую деталь надо купить в магазине, то расплачиваться можно было только по чеку до пяти рублей. Мы же просили, чтобы нам разрешили приобретать такие мелочи на сумму хотя бы до ста рублей. Алексей Николаевич согласился. Потом я говорю:
– Давайте, Алексей Николаевич, с вами договоримся: оставьте нам план и заработную плату. Вот у нас по плану реализация на год – 176 миллионов рублей и 60 тысяч тонн кондитерских изделий. Вы, государство, даете нам из них 4 миллиона рублей на зарплату. Я у вас больше ни копейки не прошу. Но позвольте нам, коллективу, самим распоряжаться этими деньгами.
Он выслушал меня внимательно, а потом сказал:
– Вот тебе, Гриненко, я бы еще мог доверить, но ты представляешь, если дать это право какой-нибудь дальней республике? Мы же там потом никаких концов не найдем.
Все рассмеялись. Я рукой махнула:
– Убедили, Алексей Николаевич.
Его считали суровым человеком. А между тем в министерствах ходила шутка, что если Косыгин сегодня засмеялся, то потом неделю улыбается весь Совет Министров.
И вот еще что я заметила, чего опасался и А.Н. Косыгин, и Н.К. Байбаков, и тот же А.В. Бачурин. Ведь мы, директора, – народ хитрый, нас обвести трудно. Мы всегда найдем выход. Скажем, вызывают в министерство, дают указания: сделать одно, другое, третье, а я уже быстренько соображаю, как выполнять. И пока в машине на фабрику еду, я уже решение приняла, а ведь в министерстве с пеной у рта доказывала, что это вообще нереально, невозможно и так далее.
Мы уже давно просили в правительстве – дайте нам план только в деньгах, но не в натуральном исчислении. По этому поводу Косыгин однажды мне заметил:
– А людей кормить чем будем? Твоими миллионами?
Тем не менее планы утвердили и в денежном и в натуральном выражении.
И еще такая деталь. Алексей Николаевич не одобрял перевыполнение плана. Он, например, считал, что если вы можете вместо 60 тысяч тонн продукции выпустить 62, пожалуйста. Но только включайте это в план, а за эти 2 тысячи тонн уже отдельной строкой будет отчисление от прибыли, допустим не 10 %, а 25 %. Таким образом он стремился заинтересовать предприятия в напряженном плане.
Я была свидетелем, как он однажды говорил:
– Зачем перевыполнять план? Я не согласен с тем соревнованием, которое раздувает профсоюз. Соревнование не должно вносить диссонанс в народное хозяйство. Например, какое-то предприятие – участник соревнования понаделало ненужных деталей и извело на них металл, который требуется «Красному пролетарию». Что же в этом хорошего?
* * *
Был и такой случай, который, правда, не относится к реформе. Пошла я в столовую. Звонит секретарь:
– Анна Андреевна, вас Косыгин спрашивает.
– Ладно, – говорю, – я пообедаю. Это, наверное, кто-то из помощников. Они всегда его именем козыряют.
Потом она уже бежит сама:
– Да что же вы! Это сам Косыгин звонит!
Я вскочила и в кабинет, беру трубку:
– Меня что, Алексей Николаевич спрашивает?
– Да.
– Подождите, не соединяйте, а по какому поводу?
– Да я у телефона, Косыгин.
Поздоровались. И он тут же без всякого предисловия:
– Слушай, тут Гана предлагает поставить на 100 тысяч тонн какао-бобов. Как ты смотришь?
– Алексей Николаевич, у вас там Зотов, он наверняка лучше знает.
– В том-то и дело, что Зотова сейчас нет. А решать срочно надо. Твое мнение?
– Ганские какао-бобы считаются лучшими в мире. В них высокое содержание масла, и по вкусовым качествам они гораздо лучше бразильских, которые мы очень долго обрабатываем. Словом, ганские – просто прелесть.
– Сколько у нас всего этих бобов перерабатывается?
– По-моему, – отвечаю, – столько-то. Но есть одно «но».
– Что такое?
– Сейчас переработка затормозилась. В промышленности после отжима какао-масла накопилось большое количество жмыха. Жмых этот деть некуда, потому что какао-порошок «Золотой ярлык» стоит 91 копейку. Это дорого.
– Что предлагаешь?
– Снизить цену.
– На сколько?
– Как за рубежом.
– А там?
– Там в 4 раза дешевле.
– Сколько же ты предлагаешь?
– Хотя бы 51 копейку.
– А почему копейку?
– За пачку, за оформление.
– А почему не решаете?
– Да я два года хожу за Гарбузовым, а он меня не принимает. 15 тысяч тонн лежит в республике, как говорится, ни пропить, ни заложить. И если сейчас увеличим переработку, неликвиды еще вырастут.
– Хорошо. – И попрощался.
Буквально через день-два секретарь мне говорит:
– Вам Гарбузов звонит.
Снимаю трубку:
– У вас был разговор с Алексеем Николаевичем?
– Был.
– По «Золотому ярлыку»?
– Да.
– Когда ты сможешь ко мне приехать?
– Назначайте время.
– Давай завтра в два часа.
Когда я приехала в Минфин, меня внизу уже ждали. В приемной встретил Василий Федорович. Мы быстро с ним все дела уладили. Потом он мне говорит:
– Слушай, знаешь, о чем я тебя попрошу? Мне тут из Йемена прислали в подарок мешок кофе. К чему мне оно? Я тебе его отдам. Только ты дай мне накладную, что его у меня получила.
– Хорошо, возьму. У нас уже опыт есть.
– А какой?
– Да мы от Климента Ефремовича Ворошилова не раз принимали. Так что не беспокойтесь, ваше тоже пережарим и в кофейный шоколад положим.
