День клонился к концу. Под лучами солнечного заката уже заблестели искорками перламутра тихие воды величавого Дона.
За вечерним чаем хлопотала всегда приветливая жена писателя, Мария Петровна. К нашим голосам присоединялось веселое потрескивание угольков в самоваре. Разговор касался самых обыденных
тем: весенних полевых работ, отстающих и передовых колхозов, виноградников.
Искренне огорчился Михаил Александрович, узнав от меня о том, что часть виноградников в Араратской долине погибла из-за заморозков.
– Ты слышишь, Мария, какая досада! Нехорошо получилось. А мы ведь тоже в наших краях вновь стали заниматься виноградарством, правда, еще маловато. Большой пробел у меня, – продолжал Шолохов, обращаясь ко мне, – я еще не был в ваших местах.
– Что ж, Михаил Александрович, – ответил я, – знаю, что у вас слишком мало свободного времени, но мы приглашаем приехать в Армению осенью, в конце октября, на восьмидесятилетний юбилей Аветика Исаакяна. Независимо от всяких праздников, всегда рады будем видеть вас на нашей древней земле. Только тогда вы почувствуете теплоту и любовь армянского читателя.
Михаил Александрович с радостью принял приглашение, но просил заранее списаться с ним.
Выйдя из комнаты, он вскоре вернулся, неся с собой четыре книги «Тихого Дона» в прекрасном издании.
– Вручишь старейшему из наших друзей этот скромный подарок, – сказал он.
На титульном листе первого тома надпись: «Дорогому Аветику Исаакяну. С сердечной благодарностью и глубоким уважением М. Шолохов».
Крепким рукопожатием Михаил Александрович пожелал мне счастливого пути и просил передать привет той земле, где он собирается побывать. Я простился с родиной «Тихого Дона» – с Вешенской, с благодатной землей, взрастившей великого мастера слова.
Ранним утром я переправился на пароме через Дон. Отсюда на машине МТС ехали по ухабистой дороге. Шофер то и дело возмущался, что накануне прошедший сильный дождь, так необходимый для хорошего урожая, испортил все дело.
– Дождь так сгубил дорогу, – с душой говорил он, – аж сердце сжимается! Правда, в прошлом году наша земля тосковала по воде, дожди как рукой сняло. А теперь полюбуйтесь: вон в каком пышном цветении наши поля, какой будет урожай!
Мы проезжали Базки – центр Базковского района.
Миновали Кашарский, Криворожский районы. Нашему водителю много раз еще пришлось сетовать на дорогу. И каждый раз я старался его ободрить.
По обе стороны дороги тянулись поля свежевспаханного чернозема – ранние пары. Кругом кипели сельскохозяйственные работы. Лишь молча стояла неподалеку от дороги одинокая ветряная мельница с обломанными крыльями.
Я приехал в степной городок Миллерово, откуда поездом выехал обратно, в Ереван.
Евгений Вучетич1
Художник и жизнь
<…> Встреча для первой беседы о создании портрета произошла у меня с Михаилом Шолоховым летом 1958 года в Ростове-на-Дону в гостинице «Московская».
Случилось так, что наши гостиничные номера оказались рядом. Это частное обстоятельство ускорило встречу, которая на первый раз вылилась, в общем, в не очень продолжительную беседу. Шолохов немножко шутил. Потом он сказал:
– Ну, ладно, раз решили увековечиться, давай начнем. И посмотрим, что из этого получится.
Работа над его портретом оказалась чрезвычайно тяжелой. Дело в том, что в Вешках, где живет Михаил Александрович, делать портрет было невозможно, в Москве – тем более. Поэтому единственно подходящим местом, где бы с ним можно было относительно спокойно встречаться, был Ростов. Туда я привез глину и даже каркасы, сделанные в Москве. Однако работа оказалась тяжелой, потому что все время у Шолохова толпился народ.
Являясь депутатом Верховного Совета СССР, он не только выполняет свои депутатские обязанности, не только живо интересуется жизнью Ростовской области, но все время, буквально беспрерывно кому-то в чем-то помогает. Таким образом, за ним беспрерывно тянется вереница разных людей.
…Вот он сидит в кресле немножко усталый, говорит мало, больше слушает, изредка слегка ухмыляясь в усы.
Народ непрерывно галдит, и каждый из присутствующих считает своим долгом подойти ко мне, спросить, что я делаю, хотя отлично видит – что. И уже совершенно обязательно каждый считает своим долгом дать хоть какой-нибудь совет.
Шолохова я знаю очень давно. Впервые мы познакомились в 1933 году, когда он приезжал на строительство ростовского театра. Тогда это был молодой, худенький человек, в потертой кожаной тужурке. Он ходил и внимательно слушал рассказ начальника строительства А.М. Стамблера, подробно рассказывавшего писателю о том, каким будет ростовский театр.
Прошли годы, даже десятилетия. Теперь Шолохов выглядел совершенно другим. Спит он удивительно мало. И это давало возможность проводить у него время утром, днем и вечером, захватывая порой даже ночные часы.
Однажды получилось так, что посетители разошлись часам к одиннадцати, и мы с ним остались, наконец, вдвоем.
Я был несказанно этому рад, так как понимал, что наступило время для настоящей работы, которая завтра с утра обязательно будет снова кем-нибудь прервана.
Мы пробыли с ним вместе до утра. Это была незабываемая ночь.
Он сидел в кресле, покачивая большой и как будто тяжелой головой. Говорили о разном. Я задавал вопросы. Шолохов, словно процеживая каждое слово, каждую мысль, отвечал медленно. Постепенно разговор перешел на литературные темы, а затем мы стали вспоминать. Шолохов рассказал, как он ведет работу над книгой «Они сражались за Родину». Потом он поведал одну удивительную историю, о которой говорил до рассвета. Когда он закончил, я спросил:
– Зачем вы рассказали мне это? Ведь когда-нибудь вы можете захотеть написать об этой истории. А я преждевременно расскажу о ней людям. Что будет тогда?
– Да. Это верно, – после долгой-долгой паузы отозвался Шолохов.
Тогда я снова спросил его:
– Очевидно, я должен буду пообещать вам никому ничего не рассказывать до тех пор, пока вы не напишете об этом сами?
Он опять долго молчал, покачивая своей тяжелой, красивой головой. Потом сказал:
– Да нет. Если тебе когда-нибудь захочется, если ты почувствуешь, что это будет интересно людям, можешь рассказать.
Потом помолчав, иронически улыбаясь, он добавил:
– Ну, разве кто-нибудь сможет рассказать об этой истории лучше, чем о ней напишет Шолохов? Конечно, расскажи. Я разрешаю, если это тебе сильно захочется…
Если бы я не был художником, которому довелось в жизни работать над созданием в скульптуре образа писателя Михаила Шолохова, я никогда не воспользовался бы таким его разрешением. Ни за что никому не рассказал бы об этой удивительной истории.
