Юрий Андреевич схватил меня за руку:
– Не трогайте больше, получилось то, что нужно.
Однажды Шолохов, делая мне надпись на своей книге, закончил ее такими словами: «…от мрачного в твоем творческом видении Шолохова».
Я обиделся. Тогда он засмеялся, отобрал книжку, заключив слово «мрачного» в кавычки, вернул ее обратно.
Теперь всякий раз, когда я смотрю на портрет Шолохова, я испытываю чувство, что неповторимая казачья ухмылка у него затаилась не только в левом уголке рта, но и в левом глазу.
Когда в 1959 году в Ростове-на-Дону была открыта выставка моих работ, мы с Юрием Андреевичем Ждановым, рассматривая экспозицию, остановились у портрета Шолохова. Вспомнив историю с ухмылкой, мы пришли к выводу, что Михаил Александрович был тогда прав…
Н. Мар1
И в огне не горит…
1. У берега Тихого Дона…
Пятнадцать лет – с 1930-го по 1945 год – этот до времени поседевший, но все еще неугомонный человек, в скромном пиджачке и в брюках, по-казачьи заправленных в сапоги, был первым секретарем Вешенского райкома партии. Еще в Москве мне пришлось слышать о нем многое. В частности, один из литературоведов однажды горячо убеждал меня, что именно он, Петр Кузьмич Луговой, вешенский районный партийный секретарь, в жаркие годы коллективизации был рядом с Шолоховым… Довелось мне тогда услышать и то, что якобы он, Луговой, чем-то похож на Нестеренко, секретаря райкома из «Поднятой целины». Но все это, как говорят на Дону, балачки. Лучше повидать самого Лугового и услышать обо всем от него. А для этого надо ехать в Ростов-на-Дону. В связи с болезнью Петр Кузьмич несколько лет назад вынужден был перейти на пенсию и поселиться у самого берега тихого Дона на Буденновском проспекте в доме № 4.
Именно здесь мы и встретились с Луговым. Уже в первые часы знакомства мне показалось, что вся жизнь и все, что окружает этого чудесного коммуниста, так или иначе связано с Шолоховым. На первый взгляд я даже не мог объяснить себе это ощущение: то ли потому, что на стене в большой комнате висит крупная фотография, запечатлевшая Н.С. Хрущева, М.А. Шолохова и его жену, Марию Петровну, то ли потому, что скромные полки у стены заняли книги Шолохова, а также труды его критиков и биографов. Или, наконец, потому, что на столе лежала бесценная старенькая тетрадь с давними вешенскими фотографиями: совсем юный Шолохов и Луговой возвращающиеся с охоты…
Все это свидетельствовало о том, что, быть может, самая памятная – и в хорошем и в трудном смысле этих слов – пора жизни
Лугового связана с Вешенской, или, как он часто говорит, с Вешками, а значит, и с Шолоховым.
Хозяин был радушен. Да, о Шолохове ему есть что вспомнить и что рассказать! Как-никак пятнадцать лет – и каких лет – они вместе, плечом к плечу, делая дело партии, работали до седьмого пота, мечтая о том, как поднимутся вешенские колхозы. К тому же они жили в станице рядом – дома стояли напротив. Да что дома! Сами они прожили те самые трудные годы рядом, одарив друг друга доверием коммунистов, доверием до конца. А ведь годы были суровые. Все было.
– Так вот и получается, что тридцать с лишком лет мы знакомы с Михаилом Александровичем, – заметил Луговой, бережно перелистывая чудом уцелевшие, адресованные ему шолоховские письма, показывая зачитанные до дыр шолоховские книги и редкие фотографии.
Луговой сказал «знакомы», и это сдержанное выражение прозвучало особенно сильно, когда спустя десять минут я увидел большую давнюю фотографию. На ней изображены совсем еще молодые Шолохов, его жена, Мария Петровна, четверо их детей. На обороте фотографии размашистая надпись, сделанная в трудный военный день 11 октября 1941 года:
«П.К. и М.Ф. Луговым. Дорогой друг! Мы с тобой прожили большую и богатую радостями и горестями жизнь. Ты был, остаешься и будешь – я в этом уверен – лучшим моим другом. Если эта фотография когда-либо напомнит тебе о Тихом Доне, о Вешках, о том, что был и остается твоим всегда верным другом – будет легче тебе и мне. За товарищество, за дружбу, которая в огне не горит и в воде не тонет. За нашу встречу и за нашу победу над окаянным фашизмом!
Твой
Шолохов».
Вот, оказывается, какое место в жизни Михаила Шолохова занимает Петр Кузьмич Луговой…
Изготовившись слушать, я развернул толстую тетрадь, а Петр Кузьмич, непрерывно куря, обстоятельно вспоминал ныне далекий тридцатый год, далекие, нелегко прожитые десятилетия.
2. Первое знакомство
Петр Кузьмич Луговой родился в 1904 году на приволжской станции Арчада в семье железнодорожника. Биографию свою он считает обычной. Недолго довелось учиться парнишке, ибо в тринадцать лет пришлось начать работать на путях. В годы гражданской войны погиб отец, и мальчик поселился в сиротском доме. Потом юношей он вступил в отряды ЧОНа, служил на бронепоезде, воевал за Советскую власть. В 1923 году Луговой вступил в партию, вскоре был избран секретарем окружкома комсомола, а затем секретарем райкома партии. В августе 1930 года его вызвали в Миллерово, в окружком партии. Здесь ему рекомендовали отправиться в Вешенскую, где его ждала работа первого секретаря райкома партии.
– Вот тут-то, помнится, в Миллерове, 2 сентября 1930 года я и познакомился с Шолоховым. Тут-то все и началось у нас, – тепло вспоминает Петр Кузьмич, небыстро перебирая в памяти те далекие годы. – Только было в окружкоме я дал согласие поехать на работу в Вешенскую. И вдруг меня спрашивают, знаю ли я писателя Шолохова, написавшего «Тихий Дон»?
– Нет, не знаю…
– Не знаком, значит. Так подожди. Шолохов тоже собирается в Вешенскую… Он сейчас придет в окружком…
– Я лично Шолохова еще не знал, хотя от комсомольцев наших слышал, что в Вешках живет некий молодой писатель, пьесы сочиняет и даже в станичных спектаклях участвует. Слышал, но самого не видел. И вот в кабинет вошел Шолохов. Он был одет в гимнастерку цвета хаки, со стоячим воротником, подпоясан узким кавказским ремешком, в темных галифе и легких хромовых сапогах. На голове – кубанка из коричневого с проседью каракуля. В руках дымится трубка. Гляжу на его высокий лоб, светло-русые вьющиеся волосы, веселые с яркими огоньками глаза… Мы познакомились и вскоре поехали в Вешки. Когда я прибыл в станицу, у райкома партии было много хлопот: уборка, сдача зерна, сев… К тому же надо было быстрее знакомиться с районом, с людьми, с колхозами, которые к этому времени уже прочно сложились в каждом сельсовете. Надо было разобраться и с историей этих казачьих мест, историей большой и трудной, порой даже трагической: ведь именно здесь в девятнадцатом году было кулацкое восстание против Советской власти… В общем, дел у райкома было по горло, и поэтому я работал с рассвета и до глубокой ночи. Вот почему в эту пору я почти не видел Шолохова…
