Тот, кто возносится с помощью камарильи, обыкновенно и свергается другой камарильей. Бисмарк сознательно и систематически предавал своего босса Отто фон Мантейфеля в пятидесятых годах. Он посылал секретные депеши, предназначенные для Мантейфеля, сначала Леопольду фон Герлаху, а потом уже – министру-президенту. Бисмарк зачастую обращался напрямую к Леопольду фон Герлаху, ключевой фигуре в камарилье, сплотившейся вокруг короля Фридриха Вильгельма IV, за спиной Мантейфеля, желая использовать этот контакт и для влияния на формирование политики, и для того, чтобы обеспечить себе карьерный рост. По иронии судьбы, однобокая мораль обернулась против него самого в 1888–1889 годах. Нам легче понять предательство Гольштейна: в его интригах не было никакой личной выгоды. Гольштейн и Эйленбург регулярно обменивались конфиденциальными посланиями и должны были соблюдать предосторожности. 16 июня 1886 года Гольштейн писал Эйленбургу: «Герберт сообщил мне, что он попросил у вас письма и если они достаточно информативные и объективные, то он передаст их его высочеству. Будьте осторожны. С наилучшими пожеланиями, преданный вам Гольштейн»9.
Время для того, чтобы камарилья взяла рычаги власти в свои руки, еще не подошло, но оно быстро приближалось. 6 марта 1887 года доктор Герхардт, профессор медицинского факультета Берлинского университета, диагностировал небольшую опухоль на голосовых связках кронпринца. Он не смог удалить ее хирургическим путем и попытался выжечь, но тоже безуспешно10. Кронпринц Фридрих, доблестный полевой командующий, отличившийся в Австро-прусской и Франко-прусской войнах, постепенно терял силу духа и самообладание. Он писал Штошу:
...
«При существующем режиме… любой способный человек чувствует себя невольником. Он должен лишь повиноваться и не может более мыслить независимо. Есть и еще одно обстоятельство, вследствие которого я не настроен вести дела через мажордома (Бисмарка)… Я сломался. В моей душе нет ни радости, ни уверенности. У меня нет никаких иных желаний, кроме как провести пару лет, отведенных мне, как можно покойнее и уединеннее в моем доме и отойти на задний план, уступив место новому светилу (Вильгельму)»11.
4 мая 1886 года Штош писал фон Норману:
...
«Он (кронпринц) начинает изливать свою душу. Бисмарки, сын и отец, относятся к нему с презрением. Он чувствует себя покинутым; только Абедиль общается с ним, потому что у него плохие отношения с принцем Вильгельмом. Что я мог ответить ему? Я испытываю к принцу глубочайшее сострадание. Вам следует побывать на Воспоминании Страстей Господних в католической церкви. Эта служба всегда трогает меня до слез. Такие же чувства я испытывал, слушая стенания его бедной, ослабевшей души. Я не знаю такого средства, которое бы ему помогло»12.
Что же произошло со стойким и успешным полководцем? Фридриха 1870 года переполняла энергия и любознательность. В свободное время он осматривал французские соборы и дворцы с путеводителем в руках. Он вступал в острую полемику и перечил Бисмарку. К 1887 году кронпринц лишился силы духа, впав в депрессию. В марте 1887 года медицина установила, что у него рак горла.
Тогда началась борьба между кронпринцессой и лучшими германскими докторами по поводу методов излечения. 29 апреля 1887 года кронпринцесса писала матери, королеве Виктории, из Бад-Эмса:
...
«Он чувствует себя намного лучше, чем в Берлине, и горло его беспокоит меньше. Раздражение, краснота и припухлость быстро спадают, он совсем не кашляет и не ощущает боли. Но часть маленькой «гранулы», которую профессор Герхардт не смог удалить выжиганием из-за того, что горло слишком раздражено, все еще на поверхности одной из Stimmbnder (голосовых связок), и ее удалят, когда мы вернемся домой»13.
Супруги затем перебрались на зиму из Бад-Эмса в Сан-Ремо на итальянскую Ривьеру. Все, что она делала, было неправильно, и ее за это ругали. Кронпринцесса писала матери 27 октября 1887 года: «Меня бесят берлинские газеты и милейший князь Радолинский, неустанно напоминающий мне о том, что люди недовольны тем, что я выбрала Сан-Ремо и не обратилась к другому германскому доктору. Все это дерзко и нагло с их стороны»14. 6 ноября в Сан-Ремо приехал сэр Морелл Макензи, самый известный британский онколог, чтобы осмотреть кронпринца. Его спросили: «Это рак?» Доктор ответил: «Очень жаль, сэр, но похоже, что да, хотя полной уверенности у меня в этом нет»15. Тревожная обстановка отягощалась кампанией очернительства, которую Бисмарк и его пресса годами вели против кронпринцессы, о чем она тоже писала матери:
...
«Теперь снова о Бисмарке. В нем столько грубости и цинизма, так мало благородства и честности, что он кажется человеком другой страны, а не нашей, и как пример или идеал он просто опасен. Он, конечно, патриот и гений, но его методы – хуже некуда. Взгляды, которых придерживается Вильгельм, сегодня в моде в Германии; благодаря им Бисмарк приобрел свое неимоверное могущество, и он же их отчасти сформировал»16.
Бисмарк внедрил в Новом дворце соглядатаев для надзора за кронпринцессой. Гофмаршалом к кронпринцу был назначен князь Гуго фон Радолин (1841–1917), онемеченный польский аристократ, принадлежавший к числу приспешников Бисмарка и благодаря канцлеру дослужившийся до ранга посла. Леди Понсонби (1832–1916), супруга сэра Генри Понсонби, личного секретаря королевы, так обрисовала ситуацию, сложившуюся при дворе:
...
«Я не думаю, что королева понимает всю чрезвычайность обстановки, создавшейся в Германии в плане шпионства и интриганства. Они в министерстве иностранных дел, то есть сам Бисмарк, хотят прикрепить к кронпринцессе своего человека, с тем чтобы более эффективно управлять кронпринцем, когда он станет императором. Зекендорф отказался исполнять роль шпиона… Тогда они назначили Радолинского (гофмаршалом кронпринца), поручив ему избавиться от Зекендорфа… Вся его забота о кронпринцессе заключается в том, чтобы распространять соответствующую информацию и оторвать ее от семьи»17.
В январе 1888 года наблюдательный генерал Вальдерзе отметил в дневнике, что Бисмарки начали подозревать существование группы людей, которые хотят настроить против них принца Вильгельма: