class="p1">Греховой М. Т. образовался новый Научно-исследовательский институт НИРФИ. Пришел один такой счастливый день, когда ко мне одновременно поступили два предложения: от М. Т. Греховой и из специального конструкторского бюро (СКБ) завода им. Ленина. Сначала я пошел к М. Т. Греховой, которая очень уважительно пригласила меня на работу в любой из вновь создаваемых отделов института. После того я направился на завод им. Ленина.
Меня принял молодой человек и представился: «Соколов Юрий Николаевич – начальник лаборатории. Я приглашаю Вас к нам в лабораторию, у нас очень интересная, увлекательная работа, мы разрабатываем устройства защиты от помех, имеем дело со сложными статистическими процессами, когерентными колебаниями и др. У нас очень хороший коллектив, много работы. Вы будете довольны». От него веяло увлеченностью и интеллигентностью, он ничего не темнил и сразу мне понравился. Всего через несколько дней я уже был в новом коллективе. Своим уходом я обидел Григория Григорьевича. Он не понял моей ностальгии по большому захватывающему делу. Впоследствии, узнав о моих значительных успехах на новом месте, Г. Г Девятых понял меня, и всю дальнейшую жизнь, вплоть до его кончины, мы оставались добрыми друзьями.
Мой выбор не был понят и М. Т. Греховой и моими однокурсниками из НИРФИ, рекомендовавшими меня ей. Им казалось, что я пошел в СКБ на легкую работу, из карьерных соображений, там, мол, на заводе легче продвинуться по службе, стать «первым парнем на деревне». Как они ошибались! Я выбрал дело неимоверной сложности, на разработку радиолокатора уходит 5-7 лет жизни, а с учетом внедрения в производство и войска – и все 10. Это труд очень кропотливый, требует огромной настойчивости и терпения, ведь на отладку задуманной аппаратуры уходят годы неудач и исканий, а успех очень редок и приходит только в конце работы. Я проработал в радиолокации 40 лет, и мне удалось сделать всего 4 локатора от начала и до конца. Утверждаю, что добиться по-настоящему хорошего результата могут только фанатики, полностью отдавшие себя работе, совершенно не считающиеся с личным временем. Мой рабочий день обычно составлял 10-12 и более часов, не считая домашних занятий наукой и постоянных раздумий, в которых я пребывал. Мои друзья, которые не поняли мой выбор, не знали такой работы, и я считаю их обделенными в этом отношении. Они не познали романтики крупного дела, захватывающий творческий процесс работы. Они не рисковали по большому счету. Мы делали всегда совершенно новые вещи, не имеющие аналогов. Мы их сами задумывали, проходили все этапы от поиска направления, от научно-исследовательской работы до разработки опытного образца, так сказать, в металле, его испытаний, серийного производства и эксплуатации.
Обо всем этом я имею в виду рассказать позднее. Две линии хотелось бы удержать в этом повествовании:
‑ написать о людях, которые меня окружали, о встречах с военным руководством, о посещениях Кремля, ЦК КПСС,
о министрах, о нашем Третьем Главке, о руководителях КБ, об окружавшем меня творческом, дружном коллективе, о коллегах и соратниках и о многом другом;
‑ о работе, о творческих находках, о победах;
‑ о страшном для меня времени директорствования Проскурина;
И еще:
‑ о спорте, друзьях, отдыхе, конечно волейболе и горных лыжах;
‑ о последнем периоде своей работы в ННИИРТ(е) – Генеральным конструктором;
‑ об Армии, о России;
‑ о русских людях – этом бесконечно талантливом и очень добром народе.
Интересно: я проработал в радиотехнике с 1953 года – 45 лет, а если прибавить студенческие годы (радиофизика для меня началась тогда), то – с 1947 – более 50 лет. Можно коснуться и более ранних времен. Я помню, как в 1934 (может в 35) году в г. Горьком впервые провели радио, тогда по радио пели песню: «Загудели, заиграли провода, – мы такого не видали никогда». А в 1937 г. я был в Москве. У моей тети Мани был радиоприемник. Мне говорили, что он может поймать много радиостанций и можно всегда найти в эфире детскую передачу. Я ждал с нетерпением этой возможности, однако каково же было мое разочарование в радио, когда оказалось, что детских передач в радиоприемнике не больше, чем в обыкновенной радиоточке. И вот последние десятилетия – волшебные чудеса радиотехники, реализованные в космических программах, радиолокации, радионавигации, в видеокамере, в переносном компьютере и, наконец, в автомобиле, стиральной и швейной машинах и др. Бог знает, сколько еще выдающихся человеческих достижений мне довелось увидеть на своем веку. Мне думается, что может быть я жил в самое интересное время в истории человечества. Я видел и был участником уникального исторического явления – советской власти, жил в коммунистической идеологии. Сам был членом КПСС (я где-нибудь расскажу, как я попал в эти скучные ряды), ходил на собрания и хорошо представляю себе власть демагогии, видел циников – организаторов партийной жизни и честных тружеников – коммунистов – большинство партийных рядов. Последние с недоумением смотрели на происходящее, но верили во что-то святое, считали, что все происходящее – это вроде недоразумение какое-то, а идеи верны, исполнение негодное.
Интересно также рассказать кое-что еще о начальнике отдела кадров с серыми глазами «майора Пронина». Наверное, через год или полтора после моего поступления в институт, Хрущев Н. С. начал погром КГБ. Всем начальникам отдела кадров военных предприятий было предложено выехать в село, в колхозы на должности председателя или заместителей, не хочешь – партийный билет «на стол». Наш начальник (его фамилия Лебедев), химик по образованию, ехать отказался и распрощался с партбилетом. Однако его не уволили, а дали работу. Вызывает меня начальник ОКБ Веселов Б. А. и просит принять Лебедева в мою группу и чем-нибудь занять. Однако я не имел проблем по химии, поэтому мы посадили его за входной контроль электро-радиоэлементов – резисторов, конденсаторов и др. Мы сидели рядом, он оказался интересным собеседником. Мы подружились. Через несколько лет (после моего увольнения) его восстановят в партии, он станет заместителем начальника ОКБ.
1998 год (поправки март 2019 год)
Как начиналась моя работа в СКБ-197
Я пришел в СКБ-197, как тогда назывался наш институт, в 1956 году в апреле. Это была «Апрельская оттепель», и граждан еврейского происхождения начали брать в оборонку. И до этого времени в оборонке было много евреев, оставшихся от прежних времен, а в послевоенный период, начиная с момента образования государства Израиль (1947 год), их начали отторгать из секретных учреждений, да и от государственных тоже.
У меня за плечами был трехлетний стаж работы. Первые два года приходились на Казанский период, где я очень удачно
