Происхождение писем Ньютона к Бентлею таково. Молодой блестящий проповедник доктор Бентлей усердно занимался апологией христианства, ратуя против тогдашнего материализма, главным представителем которого считался Гоббс, так что слово “гоббист” было почти равносильно позднейшему слову “нигилист”. Благочестивые люди постоянно боролись с “гоббистами”, которых, по словам одного современника, можно было встретить в каждой кофейне. Согласно завещанию известного физика Бойля была учреждена стипендия по пятьсот рублей в год для основания кафедры, с которой предстояло произносить ежегодно восемь проповедей против атеизма. Эта кафедра досталась Бентлею. Он прочел шесть проповедей, исходя из аргументов большею частью психологического свойства. Тут ему в голову пришла блестящая мысль прибегнуть к помощи философии Ньютона, и он вздумал посвятить две лекции так называемому космологическому доказательству существования Провидения, формулируемому текстом: небеса поведают славу Божию. Бентлей обратился за содействием к самому Ньютону – новое свидетельство того, что близкие Ньютона считали этот род размышлений самым подходящим для больного и что собачка вовсе не так виновата, как думают, – во всяком случае на нее падает лишь часть вины. Бентлей просил Ньютона указать ему, какие книги следует прочесть предварительно, чтобы осилить его “Начала”. Ньютон составил список, и Бентлей, человек огромных способностей и чрезвычайного трудолюбия, очень скоро одолел “Начала”, постиг систему Ньютона не как дилетант, а как настоящий математик. Тем не менее, не вполне доверяя своим силам, Бентлей искал содействия Ньютона для устранения разных мучивших его сомнений. Особенно смущала молодого богослова теория знаменитого римского поэта-материалиста Лукреция, представляющая поэтическую обработку атомизма. Бентлей послал Ньютону целый список вопросов, и едва оправившийся больной лихорадочно взялся за работу, желая согласовать свое философское учение с положительной религией – задача, которая была бы не легка и для вполне здорового ума. По словам самого Ньютона, целью его писем было доказать, что он создал свои “Начала естественной философии”, чтобы найти принципы, которые неизбежно должны привести к вере в Божество.
В одном из этих чрезвычайно любопытных писем, составляющем ответ на вопрос Бентлея, как Ньютон смотрит на систему Лукреция? – больной, но все еще великий ум пытается опровергнуть материалистическое учение следующими доводами. Если бы материя была вечна и обладала врожденною способностью тяготения, то во всяком данном конечном пространстве, например, в пределах Солнечной системы, она в конце концов должна была бы сойтись к центру системы и образовать одну большую сферическую массу. Если признать, что материя рассеяна в бесконечном пространстве, то часть ее соберется в одну массу, другая часть в другую и так далее, и получится бесконечное число сферических тел. Таким образом могли возникнуть и Солнце, и звезды из светящейся материи. Но есть и такие особенности, которые необъяснимы естественными причинами. Непонятно, почему материя разделилась на две части: светящуюся (Солнце и звезды) и темную (Земля и планеты). Если бы мироздание было создано неразумной силой, она распределила бы темные и светящиеся тела как попало. Солнце находится в центре всей планетной системы. Нет, однако, причины, почему бы Солнцу не быть темным телом, подобно Земле, находящейся также в центре лунной орбиты, или Юпитеру, вокруг которого вращаются спутники. Словом, нет естественных причин, объясняющих распределение светящихся и несветящихся тел, стало быть, эти причины сверхъестественны.
Конечно, на это можно было бы возразить Ньютону, что незнание естественных причин еще не служит доказательством их отсутствия и что с той же точки зрения Кеплер, не знавший теории тяготения, открытой Ньютоном, мог считать свои законы следствием сверхъестественной причины – гармонического плана мироздания. Но во всяком случае это письмо Ньютона доказывает еще значительную силу его ума.
Далее Ньютон пишет, что самый закон тяготения свидетельствует о существовании разумного плана мироздания. Для того чтобы так искусно приладить одну планету к другой и рассчитать все пропорции, например дать Земле такую скорость, чтобы находящиеся на экваторе предметы могли на ней держаться несмотря на вращение, по словам Ньютона, требовались искусные руки художника-геометра. В этом случае Ньютон почти прав: да, требовался великий ум самого Ньютона, чтобы дать план мироздания и “приладить пропорции”, превратив нестройный хаос в художественную “гармонию”. Законы природы выражают зависимость между внешними явлениями и нашим умом. Для ума дикаря и даже всякого малообразованного человека Солнечная система до сих пор остается непонятным хаосом, и он только по привычке знает или верит, что Солнце взойдет завтра, как взошло вчера.
Не менее любопытно третье письмо, в котором прямо сказывается сильный математический ум. Здесь Ньютон разбирает мнение, приписанное Бентлеем Платону, что небесные тела были созданы на бесконечном расстоянии от Земли. Ньютон разбирает по этому поводу разные гипотезы, вроде той, что произошло бы, если бы солнечное тяготение внезапно удвоилось или, наоборот, уменьшилось, и доказывает, что постоянство силы тяготения противоречит приведенному мнению Платона, так как лишь при переменном тяготении бесконечная параболическая орбита могла бы превратиться в замкнутую эллиптическую. Очевидно, что мыслить с такою логическою последовательностью может только человек во всяком случае не помешанный.
Но это умственное напряжение дорого стоило Ньютону. По окончании переписки с Бентлеем силы его все слабеют, и в одном из писем, помеченном 13 сентября 1693 года, он сам заявляет, что “потерял связь своих мыслей”. В этом письме, адресованном Пепису, Ньютон проявляет все признаки серьезной душевной болезни: бессвязность мыслей, неестественную подозрительность, необычайную хандру и враждебность к людям, ничего дурного ему не сделавшим.
“Миллингтон передал мне ваше послание, – пишет Ньютон, – и просил меня убедительно повидать вас, когда я буду в Лондоне. Я противился; но по его настоянию согласился, не подумав, что делаю; потому что я чрезвычайно потрясен путаницей, в которую попал, и все эти двенадцать месяцев я плохо ел и плохо спал и не имею прежней связи мыслей. Я никогда не намеревался достигнуть чего-либо посредством вас или посредством милости короля Иакова,[2] но чувствую, что должен отделаться от вашего знакомства и не видеть ни вас, ни кого-либо из своих друзей, если только я могу потихоньку ускользнуть от них. Прошу прощения за то, что сказал, будто хотел вас повидать, и остаюсь вашим покорнейшим слугою. И. Ньютон”.
