К медсанбату был проложен добротный настил, на который указывала приметная стрела с красным крестом и надписью "МСБ", установленная на повороте с грейдерной дороги.
Когда над лесом опустилась ночь, с дороги свернул на настил грузовик, в кузове которого лежали раненые и сидел, примостившись у заднего борта, подполковник.
У шлагбаума машину встретил офицер - дежурный по медсанбату. Лицо его в темноте разглядеть было трудно. Только по голосу - звонкому, с еле уловимой басинкой - можно было догадаться, что офицер молодой.
Выяснив, сколько раненых, откуда они, дежурный попросил подполковника оставить машину и пропустил ее за шлагбаум к сортировочной. Окинув высокую, узкогрудую фигуру приезжего внимательным взглядом, он представился:
- Старший лейтенант медицинской службы Скворцов. Вы, кажется, без направления?
- Да, я здоров, - засмеялся подполковник. - По делу службы к вам.
- Разрешите документы.
- Прошу.
Старший лейтенант при свете электрического фонаря рассматривал удостоверение личности и командировочное предписание, из которых было видно, что подполковник Ерофеев, работник штаба фронта, направляется в войска Н-ской армии для выполнения служебного задания.
- Чем могу помочь? - спросил Скворцов, возвращая подполковнику документы.
- Проводите к вашему начальству. Впрочем, я не ошибся? Раненый пленный у вас лежит?
- А-а, значит, вы по этому делу?
- Да, должен уточнить кое-какие его показания. Надеюсь, он в таком состоянии, что разговаривать с ним можно?
- Чувствует себя после операции хорошо.
Перекидываясь словами, они шли в глубь леса среди маячивших темными массивами срубов. Возле одного сруба Скворцов остановился:
- В этом домике пленный.
- А почему часового не видно? - удивился подполковник.
- Зачем он? У пленного перебита нога, на одной не ускачет. В палате дежурит санитар, оружие у него есть.
Подполковник вдруг вспылил:
- Это безобразие! Забываете, что находитесь не в тылу, а на фронте. Немедленно выставьте часового, и чтобы он караулил по всем правилам.
Потом спросил:
- Из штаба дивизии никого здесь нет?
- Были днем, уехали.
- Да-а, порядочки! - сердился подполковник.
Из темноты вынырнула фигура человека.
- В чем дело? - спросил он. - Кто здесь?
Узнав в подошедшем командира медсанбата, дежурный доложил:
- Товарищ майор медицинской службы, приехал подполковник из штаба фронта. Пленным интересуется.
- Мне нужно пяток минут поговорить с ним, - подтвердил подполковник. - А потом попрошу вас подбросить меня в штаб дивизии или связать по телефону с генералом Чернядьевым. И о часовом позаботьтесь.
Командир медсанбата молча проверил документы прибывшего, затем, скользнув по его лицу лучом карманного фонаря, сказал:
- Хорошо. Можете пройти к пленному. Поговорите и заходите в штаб. Там решим, как быть.
Старший лейтенант медслужбы Скворцов ввел подполковника в бревенчатый домик. На небольшой железной печурке стояла лампа, бросая тусклый свет на нары, застланные поверх толстого слоя мелких еловых веток простынями. В углу нар, накрывшись одеялом, спал человек. У печурки сидел пожилой солдат-санитар и строгал перочинным ножом палку.
- Оставьте нас наедине, - небрежно бросил подполковник.
Дежурный кивнул санитару головой в сторону дверей. Тот взял винтовку, стоявшую у печки, и вышел.
- Я буду по соседству, - сказал Скворцов подполковнику и тоже хлопнул дверью.
Майор медицинской службы Гуляев зашел в свой кабинет - небольшую комнату в таком же бревенчатом доме - и в раздумье остановился у стола. Его немолодое усталое лицо, круглое, с чуть обвисшими щеками и темными кругами под глазами, было нахмуренным. Какое-то смутное беспокойство тревожило Гуляева. Ему казалось, что он должен был что-то сделать сейчас важное и неотложное, но не сделал. Мысли навязчиво блуждали вокруг прибывшего подполковника. "Что за тон разговора? - недоумевал Гуляев. Покрикивает даже..."
Прошло еще пять-семь минут. Чувство беспокойства не оставляло Гуляева. Наконец он собрался с мыслями:
"Почему, собственно, я должен решать, кто может, а кто не может допрашивать пленного? Это непорядок! Мое дело обеспечить лечение. А все прочее..." И майор решительно снял телефонную трубку.
Через минуту он докладывал начальнику штаба дивизии. В ответ услышал резкое и повелительное:
- Арестовать немедленно!..
Майор медслужбы Гуляев бросился к двери.
Подсвечивая фонариком, торопливо бежал по знакомой дорожке. Вот и сруб, в котором лежит раненый немецкий лейтенант. Вокруг - ни души. Только чуть в стороне, где располагается транспортный взвод, слышится чья-то песня.
Вдруг из дверей бревенчатого дома навстречу Гуляеву вырвался солдат-санитар.
- Сюда! Сюда! - задыхаясь, крикнул он. - Убил, убил его!..
Гуляев резко распахнул дверь и остановился на пороге. Подполковника в комнате не было.
Лейтенант Ганс Финке хрипел. На его губах пузырилась красная пена. Беспомощно хватаясь руками за грудь, в которой торчал глубоко вонзенный нож, Финке шептал:
- Герлиц... Карл Герлиц... убийца...
Прибежал дежурный Скворцов.
- Объявите тревогу! - приказал ему Гуляев. - Нужно поймать этого мерзавца.
Кажется, что самолет стоит на месте. Только изредка чуть встряхнет его, точно на выбоине, и опять монотонно жужжат моторы, опять состояние покоя и неподвижности. Но Платонов, прильнув к окошку кабины, видит своим острым глазом: далеко внизу, где утонула в ночном сумраке земля, проплывает, тускло поблескивая, река Пола. Заметно и приближение линии фронта. Впереди, куда держит курс самолет, то там, то здесь раздвигают темноту красные всполохи - это бьют батареи. Откуда-то из глубины, точно из недр самой земли, время от времени вырываются белые и красные светлячки и, описывая в ночном небе кривую, исчезают. Иногда заметна вспышка в том месте, куда падает светлячок, и кажется, что он разбивается о что-то твердое, разбрызгивая сотни искр. Это трассирующие снаряды. С высоты чудится, что летят снаряды очень медленно и нисколько не опасны.
Платонов отрывается от окошка и окидывает внимательным взглядом солдат своего отделения. Даже при тусклом освещении заметна сосредоточенность на их лицах: всем им, кроме шустрого молодого паренька Курочкина, приданного отделению радиста, впервые приходится выбрасываться в тылу врага с парашютами.
Вспоминается минувший день - хлопотливый и напряженный. Разведчиков тщательно инструктировали, как пользоваться парашютом, потом предложили сделать по одному пробному прыжку. Петр Скиба отказался! "Я лишний раз рисковать не хочу", - заявил он. Разведчики подсмеивались над Петром, а новичок Евгений Фомушкин, которого только вчера перевели в отделение из саперной роты по ходатайству лейтенанта Сухова, начал упрашивать инструктировавшего их капитана разрешить ему прыгнуть дважды - за себя и за Скибу. Капитан отказал, а Скибу несколько раз заставил повторить, как и когда дергать за вытяжное кольцо парашюта, как разворачиваться по ветру, держать ноги при толчке о землю...
