Человеком И. И. Грен был твердым, истину ценил превыше всего и принципами своими никогда не поступался.
В институте был известен такой случай. Слабо разбиравшийся в военно-морских делах тогдашний нарком Военно-Морского Флота П. Н. Фриновский на совещаниях то и дело в довольно категоричной форме и, как правило, невпопад подавал реплики и делал замечания выступавшим товарищам. При этом он для подтверждения убедительности своих слов обращался к кому-либо из присутствующих: «Правильно я говорю?» — и, получив утвердительный ответ, принимался за следующего выступающего.
И вот на одном из таких совещаний после очередной реплики Фриновский обратился за поддержкой к И. И. Грену. Иван Иванович поднялся и по военному четко ответил: — Нет, товарищ нарком. В этом вопросе вы не разобрались и говорите неправильно.
Реакция была бурной. Однако истина восторжествовала. Некомпетентность П. Н. Фриновского вскоре стала очевидной и в более высоких инстанциях. Через некоторое время он был освобожден от поста наркома.
Институт имел разносторонние и плодотворные связи с предприятиями, с флотом. Следует, видимо, сказать, что по решению партии в начале 30-х годов в стране был создан целый ряд научно-исследовательских учреждений и их филиалов. Все эти центры, как правило, отраслевые, работали над конкретными проблемами, над внедрением достижений науки и техники в народное хозяйство.
Ряду институтов, в том числе и нашему, была поручена работа над совершенствованием технического оснащения армии и флота. «Морской» профиль института обусловил и круг задач, которые нам приходилось решать. Основные усилия сосредоточивались на разработке проектов новых систем оружия и контроле за выполнением тактико-технических заданий на предприятиях. Большое внимание уделялось также другим вопросам, в частности изучению и обобщению опыта эксплуатации морского вооружения, разработке тактико-технических требований к тем или иным его системам, инструкций и руководств по их эксплуатации и боевому применению.
С первых дней я с головой окунулся в работу. Меня захватывало и увлекало все: и ведение сложнейших расчетов, и изготовление чертежей, и участие в консультациях с учеными, заказчиками и производственниками, и фактическое выполнение функций эксперта, когда требовалось оценить качества создаваемого образца.
На работу я всегда шел с радостью. Если приходилось подолгу бывать и командировках на заводах или кораблях — скучал по институту, по товарищам. Ощущение глубокого взаимопонимания и дружбы добавляло сил, побуждало работать как можно лучше.
Такое настроение — я бы назвал его настроем на работу — было в коллективе общим. Общей была у нас и увлеченность делом, которая заставляет забывать обо всем, трудиться столько, сколько потребуется для решения поставленной задачи. Скажу откровенно: в этом мне видится и непременное условие, и обязательное слагаемое творчества. А именно к творчеству мы, молодые инженеры, приобщались в ЛАНИМИ. Процесс творчества сложен и противоречив. Он включает в себя радость открытий и горечь неудач, муки долгого поиска, тяжелый будничный труд и взлет озарений. Мне нравилось проникать в таинство рождения новых машин и механизмов, участвовать в их создании.
Вспоминается мой первый опыт участия в разработке досылателя к орудию. Механизм это не очень сложный, но важный. С его установкой на орудие повышалась скорострельность, облегчался труд заряжающего. Мы стремились побыстрее его сделать. Однако опытный образец после серии выстрелов как бы ослабевал. Отправленный им в казенник снаряд вываливался обратно, обрывая лоток досылателя. Повысили давление в гидравлической системе. Снаряд стал со звоном входить в казенную часть ствола. Окружающие подшучивали:
— Надо бы чуть-чуть потише, а то придется ловить снаряды с дульной части.
Но успех оказался временным. Через десяток выстрелов повторилась прежняя картина. В чем дело?
После долгих поисков выяснилось, что расшатывалось фиксирующее устройство механизма досылании, снаряд подавался в казенник с перекосом и, естественно, не мог дойти пояском до начала нарезов, потому и не удерживался в казеннике при определенных углах возвышения орудия. Пришлось усилить систему стопорения досылателя в рабочем положении, и он стал работать надежно.
Трудно передать чувство радости и гордости, которое я испытал, когда разработанный мною механизм был принят. Это было мое первое конструкторское задание, и я с ним справился.
Постепенно шлифовались, закреплялись и приобретали четкую профессиональную ориентацию знания, умения, навыки. Прекрасной школой творчества, школой подлинного профессионализма и культуры было тесное общение с видными учеными, конструкторами, изобретателями.
Глубокий след в моей памяти оставили, в частности, консультации и встречи в институте с известным кораблестроителем академиком А. Н. Крыловым, Алексей Николаевич обладал способностью быстро разбираться в сложнейших вопросах, находить пути их решения. Он щедро делился новым идеями, подталкивал нас к их разработке.
Общение с А. Н. Крыловым давало нам наглядные уроки деловитости и организованности. Он охотно помогал в поисках нового, в решении сложных задач и не любил тех, кто боялся ответственности. Как правило, после каждой консультации он писал лаконичные и ясные выводы и рекомендации, умещавшиеся на одном листочке, расписывался под ними и вручал исполнителю. Некоторые пытались получить такую подпись у Крылова, чтобы потом прикрыться ею как щитом за возможные просчеты и ошибки. Он быстро разгадывал подобные хитрости и пресекал их с присущей ему прямотой.
Бывали и такие случаи, когда Алексей Николаевич внимательно выслушивал вопрос, подробно расспрашивал о трудностях, встретившихся при его решении, и откровенно говорил:
— Делайте это сами. Вы лучше меня тут разбираетесь.
Крылов нередко задерживался в институте, чтобы поглубже разобраться в какой-либо разработке, подзадоривал исполнителей: «Давайте, давайте, и я подучусь у вас».
Чувства юмора Крылову было не занимать. Он любил умную шутку, ценил ее, рассматривал как помощницу в работе, а порой — и как средство выхода из затруднительного положения.
Как-то на одном из совещаний разгорелся спор между конструкторами и заказчиками. Речь шла об излишках в весе вооружения на одном из строящихся кораблей. Излишки были не очень значительными, но заказчики настаивали, чтобы вес был снижен, так как это якобы повлияет на некоторые характеристики корабля. Конструкторы возражали, доказывая, что этого сделать невозможно, не теряя нужных качеств вооружения. Страсти разгорелись. А. Н. Крылов молча слушал доводы сторон, но потом, улучив минутку, подал голос:
