— Крепко жмет?
— Больше, чем на выводе из пике?
— Ну, а как дышать? Очень тяжело?
— А как видишь? Темновато?
Тот ответил одним словом:
— Терпимо!
Тренировки продолжались, на центифуге поочередно занимали место другие.
«Дешифрирование» — профессиональный термин летчиков-истребителей. В прямом переводе это слово означает проявление фотопленки, точно зафиксировавшей результаты воздушной стрельбы из фотокинопулемета. Там, на заснятой киноленте, уже ничего не изменишь, не приукрасишь: как поразил цель, так и зафиксирует зоркая оптика.
Особой способностью «дешифрирования» обладает и центрифуга. Только выявляет она не меткость огня истребителя, а физическую и моральную стойкость людей к воздействию ускорений. И тут тоже ничего не утаишь, ничего специально не изменишь, не приукрасишь.
Опытные авиационные врачи Владимир Васильевич, Григорий Федулович, Федор Дмитриевич и многие другие быстро «дешифрировали» тех, кто проходил тренировки на многих установках и стендах.
Вскоре медикам удалось приоткрыть много сильных и не сильных, но в каждом случае весьма индивидуальных особенностей и черт будущих космонавтов. Сделать это позволили многократные испытания и тренировки на тех установках и стендах, которые позволяли в условиях лаборатории или полетов на самолетах иммитировать многие факторы космического полета.
Скоро было установлено, например, что Герман Титов отличается находчивостью, наблюдательностью, очень живо реагирует на меняющуюся обстановку. Его друг Космонавт Три, наоборот, прежде чем ответить или приступить к делу, обстоятельно продумает, взвесит все. Надо сказать, что такие люди обычно редко ошибаются. Георгий — дотошен, щепетилен в работе, настойчив и цепок. Тренируется с увлечением, стремится во что бы то ни стало быть в первой шеренге. Юрий Гагарин сразу показал себя таким, каким его теперь знает весь мир. Бодрый, любящий шутку, находчивый, напористый, очень общительный — таков он в любой обстановке.
Правда, поначалу с врачом Адой Радгаповной у него не установился нужный контакт. Находясь на центрифуге, Юрий в напряженный момент заулыбался и подмигнул… Увидев на экране подмигивающее лицо космонавта, врач предупредила:
— Ведите себя спокойно.
Гагарин погасил улыбку, а когда кончилась тренировка, начал оправдываться:
— Какие строгости… Нельзя и пошутить.
— Во время серьезной работы нельзя, — строго предупредила его врач.
— А если не сдержусь…
— Отстраним от очередной тренировки. Не допустима легкость во время серьезной работы.
— Так я же всегда такой, доктор…
Вскоре все действительно убедились, что этот человек не может быть другим. Сама природа наградила его негаснущей улыбкой и преотличнейшим настроением.
Надо признать, что, несмотря на строгость и требовательность врачей к космонавтам, они их не судили за это и искренне уважали. Они понимали, что врачи прежде всего заботились о них самих, старались, чтобы на тренировках они приобретали необходимые космонавту силу, выдержку, устойчивость к столь важному фактору космического полета, каким являются перегрузки.
Да, центрифуга выковывает в людях специфическую выносливость, волю, стойкость. Но это в том случае, если не переступать границы разумного. Где же он, тот рубеж, и кто способен его определить? Конечно, врачи. Они строго следят за состоянием тренирующихся. Анализ объективных регистраций физиологических функций позволяет им разумно направлять тренировки в нужное русло: не растрачивать сил тренируемых людей, а умножать их силы.
Некоторые из врачей порою говорят, что их так и подмывает пожалеть ребят. Но нельзя. Им нужна крепкая зарядка. И чем больше сейчас спросится с них, тем легче им будет в полете.
Хорошо это подтвердил полет Гагарина. Пока корабль вырывался из плотных слоев атмосферы, на человека давила неимоверная тяжесть. Участилось сердцебиение, затрудненным стало дыхание. А Юрий докладывал:
— Чувствую себя хорошо!
И мы этому верили. Потому, что так и должно было быть. Ничего непредвиденного. Так всегда было на тренировках. Он хорошо подготовился к полету.
Точно так же вел себя в полете и Герман Титов.
Два «небесных брата», как назвал их Никита Сергеевич Хрущев, подтвердили, что тренировка, которую получили они со всей группой космонавтов, хорошо подготовила их к успешному перенесению всех факторов космического полета. Когда допрашивавшие с пристрастием врачи осведомлялись у Юрия Алексеевича после его полета, как он себя чувствует, он неизменно отвечал:
— Хорошо. Даже отлично.
На космодроме Байконур нас встретил шальной ветерок. Вольно гуляет он в степи — простор. После автобуса воздух кажется чуть ли ни бальзамом. Он словно замешан на приятном молодом настое. Кто-то из ребят заметил:
— Настоящей весной пахнет.
И верно, пахло весной. У нее свое неподражаемое дыхание, ни с чем не сравнимое. Нас, казалось, обласкал благословенный мир запахов, красок, звуков, новых ощущений. Добрая примета: вступили на космодром и встретились с весной.
Весна оказалась увертюрой к этим памятным дням. На каждом шагу мы что-то открывали, встречались с чем-то необычным. Чувствовалось, что мы попали в какое-то необыкновенное, почти сказочное место. Место это называлось одним новым словом — космодром. Космонавты появились на космодроме впервые и, понятно, многое для них было необычным. Но спросите любого из них: что при этом им больше всего запомнилось? И они, пожалуй, не ответят. Трудно здесь что-либо выделить. Поражает все, и прежде всего — масштабы.
В обычной жизни мы привыкаем к сравнительно небольшим строениям и вещам. Но они не идут в сравнение с космодромовскими масштабами. Там все намного внушительнее. На все смотришь с поднятой головой. Огромная, нацеленная в небо ракета, громадные монтажные корпуса, большие и многочисленные, уходящие за горизонт, шоссейные дороги… Космодром Байконур — это очень большое «хозяйство». Кажется, ему нет конца и края…
С первых же минут чувствуешь и понимаешь, что находишься во власти не только масштабных вещей, но и масштабных дел. Никто не говорит об этом — здесь не приняты громкие, восторженные слова, но сам проникаешься величественностью совершаемых дел и как бы настраиваешься на большую «волну». Тут зарождаются и происходят не рядовые, будничные события. Отзвук от них прокатывается по всему миру.
Один из наших друзей-ученых образно назвал космодром всесоюзным трамплином в космос.
Космодром — это позиция. Я бы сказал, что это позиция особого рода. Здесь особая обстановка. Не занятых делом людей не видно, все они находятся на своих местах. Никто не бегает, не кричит, не суетится. Жизнь космодрома всегда, даже в самые критические часы и минуты — перед пуском — протекает размеренно, четко, спокойно, с подчеркнутой пунктуальностью и деловитостью. Порядок повсюду идеальный, как говорится, все отработано до мелочей. Люди действуют слаженно и верно, все это напоминает то, как работает отличный часовой механизм.
