Пора было переходить к делу. Я не рассчитывал сообщить Сахарову какие бы то ни было новые сведения в пользу СОИ, но все же начал перечислять известные мне соображения. "Сторонники СОИ полагают, что уходя от сегодняшнего равновесия, основанного на ядерных арсеналах, делают важный шаг на пути к безопасному миру". Я также сказал, что используя «антиядерную» риторику, военное ведомство ставит себя в смешное положение. Сахаров ответил: "Официальные оборонные ведомства всегда говорят: „Мы не хотим войны, но чтобы гарантировать мир, мы должны быть сильными. Есть опасность, что другая сторона по ошибке примет наши мирные намерения за проявление слабости. Поэтому давайте вооружаться". Так говорят в обеих наших странах". Сахаров наклонился вперед и смотрел на меня, слушая перевод Ефрема. Он несколько раз повторил свою мысль, чтобы быть уверенным, что я понял: каждый очередной виток гонки вооружений выдается за шаг на пути к стабильности, за средство удержать другую сторону от агрессии.
"Другой аргумент сторонников СОИ — что работа ведется в чисто исследовательских целях и не предполагают развертывания работающих систем". Иллюстрируя эту точку зрения, я подробно изложил ее в том виде, в каком сам слышал от Рональда Рейгана.
Разговор этот состоялся в Белом доме за завтраком, данным президентом Рейганом в честь ста американских ученых. Я оказался за одним столом (накрытым на восемь персон) с самим президентом, его помощником, двумя коллегами-профессорами, президентом одного из университетов, основателем большой авиакорпорации и всемирно известным кардиохирургом. Разговор касался самых различных предметов, но не тех, которые могли бы задеть нашего хозяина. Ближе к концу завтрака кто-то, наконец, поднял вопрос о СОИ и упомянул о некоторых технических трудностях. "Вот именно поэтому я и хочу провести исследовательские работы", — ответил президент.
Трудно спорить с тем, кто не сомневается, что вы с ним согласны. Никто не настаивал на продолжении, и разговор перешел на другие темы.
Но СОИ имела большее отношение к этому приему, чем я себе поначалу представлял. Ровно в час президент поднялся из-за стола и прошел к расположенному неподалеку микрофону. В дальнем конце комнаты вдруг появилось столько журналистов, сколько я никогда не видел. Юпитеры, телекамеры, микрофоны, фотоаппараты и даже старомодные блокноты… Видно было, что журналистов тоже пригласили заранее.
Рональд Рейган пожал плечами и добродушно улыбнулся. Когда суета улеглась, он приветствовал собравшихся, и сообщил, что с тех пор, как Томас Джефферсон обедал здесь в одиночку, Белый дом еще не видел столько блестящих умов вместе. Все засмеялись. Аплодируя вместе с другими, я вспомнил, что эту же шутку однажды произнес Джон Кеннеди; естественно было предположить, что он ее тоже позаимствовал у одного из своих предшественников. Но следующая реплика Рейгана вернула меня в наши дни. "Глядя на собравшихся здесь, — сказал он, — кто посмеет сказать, что есть что-то, чего мы не могли бы изобрести, например, неядерную защиту от ядерного оружия". Высказав главное, Рейган быстро завершил выступление. Доверительным тоном он поведал, что решающее слово в Белом доме принадлежит не президенту, а секретарю, составляющему распорядок дня, и через пять минут он, президент, должен быть в другом месте. Сообщив нам это, Рейган тотчас же исчез за ближайшей дверью.
Вспышки фотоаппаратов прекратились, можно было уходить. По дороге к выходу я спросил кардиохирурга: "Кто сегодня делал за вас операции? Ведь Рейган позвал нас только накануне". "Мои коллеги уже научились оперировать почти как я", — ответил он.
Дойдя до этого места, я сделал паузу, чтобы реплика хирурга была переведена отдельно. Но вместо ожидаемого смеха, как бывало, когда я рассказывал об этой иерархии среди тех, кто рискует вторгаться в человеческое сердце, я увидел, что Сахаров печально покачал головой. Я совершенно упустил из виду, что как раз в то утро он был на приеме у кардиолога. Моя история могла сильно задеть его. Остается надеяться, что она была несколько смягчена в переводе.
Возвращаясь к СОИ, я отметил, что призыв Рейгана к исследованиям был вызван очевидным расколом в научном сообществе. Хотя подавляющее большинство ученых и было против СОИ, стремление журналистов предоставлять слово обеим сторонам сводило на нет численное превосходство противников программы. Кроме того, Эдвард Теллер, самый активный среди ученых сторонник СОИ, оказался очень искусным полемистом. Я имел случай в этом убедиться.
Произошло это спустя несколько месяцев после завтрака у Рейгана на ежегодной встрече нескольких сот студентов-старшекурсников с известными людьми — космонавтами, бизнесменами, руководителями ЦРУ, обладателями приза "Эмми" [2], кинозвездами. Хорошо были представлены и ученые. Встреча происходила в Вашингтоне, в отеле, расположенном через три здания от Белого Дома.
Программа включала дебаты по СОИ, на которых оппонентами выступили Андерсон, известный физик-теоретик, и Эдвард Теллер. Андерсон дал обзор тех технических трудностей, которые он полагал непреодолимыми, а также высказался по поводу опасностей нарушения существующего равновесия в стратегических вооружениях. Его выступление было хорошо обоснованным и спокойным, однако против Теллера ему было не устоять. Теллер отмахнулся от технических трудностей: мы придумаем, как их преодолеть. Сколько раз в прошлом наука опровергала разные «невозможности», почему же сегодня мы должны верить скептикам? Современная «стабильность» основывается на ядерном оружии. СОИ предлагает единственную альтернативу этому опасному равновесию страха. В результате студенты устроили Теллеру овацию.
От ученых, присутствовавших на встрече, Теллер поддержки не получил, но он и не нуждался в ней. В битве за общественное мнение он занял выигрышную позицию: наука спасет мир от ядерного уничтожения. Неудивительно, что молодежь была в восторге; похоже, понравилось это и прессе.
Выступая на следующее утро, я сказал, что прогнозы, действительно, делать трудно, потому-то ученым и нужны эксперименты. "Но некоторые эксперименты опасны, — продолжил я, — и долг ученых предупредить общество об этих опасностях".
Я люблю изъясняться притчами. "Представьте себе, — обратился я к Теллеру, — что вы и я — ковбои с шестизарядными револьверами, нацеленными друг другу в грудь. Никто из нас не решится выстрелить, так как это грозит смертью обоим: выстрел первого заставит другого инстинктивно нажать на курок. Ситуация не слишком уютная: стоит любому из нас чихнуть — и мы оба убиты. Теперь предположим, что я разрабатываю пуленепробиваемый жилет и обещаю научить вас сделать себе такой же, как только закончу свой. Какова будет ваша реакция? Дадите ли вы мне возможность безнаказанно убить вас, как только я доделаю жилет? Не захотите ли вы, например, попытаться выбить револьвер из моей руки?"
