Регина Наумова - Ты спросил, что такое есть Русь…

Кладу цветы на одинокий камень,
Об участи своей скорбя,
Петлю набросив сильными руками,
Ты камнем сделала себя.

Раздавлена гордыня. Сердцу горько,
Летевшая когда-то как стрела,
Среди советских бар — посудомойка,
Предательства собратьев не снесла.

Марина, встань, помилуй, — мало ль горя?
Зарёванные школьницы пришли…
Тарусской девочке с судьбой изгоя
Поют — за упокой души.

Бог милостив, не осудил за слабость,
Волна небесной сини над тобой,
Смола пахучая да будут в радость
Твоей душе, что обрела покой.

Вольно над прахом расцветать преданьям…
Ошибки те же повторяем вновь
И, как всегда, запаздываем с данью
К живым. А им любовь нужна, любовь!

Нам всем, живым, любовь нужна — любовь!

Марина, мы всё чаще вместе,
Вы повествуете о прошлом мне,
Вас слушая, не усижу на месте,
Дивлюсь ниспосланной судьбе.

Я, как и вы, вот, за границей.
Пишу стихи, влача тяжёлый быт.
Мне, как и вам, моя Россия снится,
И к ней душа во снах летит.

Как и у вас, она крылата,
И у меня враги — «два близнеца»:
Пресыщенность богатых, голод в хатах,
Долг — с этим биться до конца.

Как и для вас, на новых картах,
Привычной мне России больше нет.
Но, в новой побывав стократно,
«Творцу не возвращу билет»…

Мечты мои рисуют смело
Вас у меня в Москве; вы так тихи,
Вам чаю предлагаю то и дело,
А в помыслах — дать вам стихи,

Где ваша видится манера —
Всю душу выставлять всем напоказ,
Описывать геройства кавалеров —
За современных кто грош даст?!

Волнуюсь — эдакая гостья;
Мне вас желаннее в пространстве нет.
С коня такую тысячу раз сбросьте —
Подымется и вновь льёт свет.

Таких нам сохраняет вечность —
Не быть Марине ею скрытою,
В вас — совесть, ум, чистосердечность,
Люблю в вас Русь забытую…

И — ваших мыслей бесконечность.
Нет, голос ваш в миру людском не стих.
Учусь у вас чтить честь и человечность,
Творя по-своему свой стих.

Пусть нам не подфартила доля,
Но знайте вы и все: живу пока,
Злу не дождаться вновь потери воли,
Не дрогнет правая рука.

Свой путь вершить по-своему я буду!

Ты, рябинушка моя белоцветная,
Как невеста под фатой, по весне стоишь,
Поздней осенью под златом приметная,
Красны ягоды свои мне зимой даришь.

Я хожу к тебе, родная, разным временем,
Говорить с тобой хочу о житье-бытье;
На душе лежит печаль тяжким бременем,
Но рыдания свои не кажу нигде.

Не кори, прости меня, раскудрявая,
Коли я тебе порой чепуху мелю,
Не бывать всегда, поди, и мне правою,
Кривду с правдой иногда я не там ловлю…

Мы, рябинушка, с тобой сходны душами,
Не боимся вьюг, дождей и ветров лихих,
Ты ветвями, что руками, мне нужными,
Гладишь ласково всегда супротив иных.

В тебе больше, чем у нас, человечности,
Может, бабушка моя быть тобой должна,
Чтоб ко мне сюда прийти из той вечности,
Князя тьмы не убоясь, ибо — набожна.

Я хожу к тебе, родная, разным временем,
Говорить с тобой хочу о житье-бытье,
Хорошо, когда поём иль в молениях,
Забываю я с тобой о любом нытье…

Ещё не насытилась жизнью сполна,
Пусть нового нет ничего под луною;
Средь вечных аккордов мне жизнь суждена,
Вне времени чувствовать мир наш порою.

Когда очень рано к окну подойдёшь
И смотришь, как небо рисует природа,
С торжественной радостью, аж берёт дрожь,
Ты вся погружаешься в глубь небосвода.

Потоком уносит ввысь, вместе с окном
В халатике лёгком… И ставишь по ветру
Свой парус из чувств — краткий роздых… при том —
Архангелы, спутники рядом с поэтом.

Как тихо, спокойно дыханье под ним
Нагорья, хранящего мифы индейцев;
Их древним героям не ведом был сплин,
Они и сейчас веселятся всем сердцем.

Высокого неба мир неизмерим.
Гляжу как по волнам, в жемчужном изломе,
Случайное облачко, что херувим,
Плывёт в поднебесье. Ещё в полудрёме

В округе дома… Загорланил петух,
Собаки залаяли разные скопом,
Кудлатые кроны дерев нежат слух
Игрой ветерка; он альтист ненароком.

О как же я прежде не видеть могла
Высокого этого неба?… Пустое —
Жизнь наша, коль временна, — чей-то обман.
Лишь горы, моря, небо вечны и стоят

Любви, восхищенья… Срок воротиться.
Светило мир золотом жарким застлало;
Цветы пораскрылись, как вспышки зарницы.
Вновь в царстве агав, сейб, пальм утро настало.

Как много молчаньем мне небо сказало.

Что стучит в его сердце, гудит в голове,
Почему он из бронзы навечно отлит?
Человек будто с нами и вроде бы — вне;
Подперев подбородок рукою, сидит

В напряжённости… Голой своей красотой
Демонстрируя всем обречённую плоть.
И печатью на умном лице неземной,
Подтверждает, что смерть не дано побороть.

О «Мыслитель» Родена, ты бронзой дрожишь,
Как телесным нам быть, коль подходим к черте? —
Понимаем, ждёт та, от кого не сбежишь…
Не убит человек правдой злой; в кутерьме

Всё же нянчит внучат, сеет в поле зерно,
Собирает его без особых потерь,
И молитвы творит, и готовит вино,
И слагает стихи… что же делать теперь?

Как истерзанный зверь, лижет раны свои…
Передаст для потомства он в горестный час
В песнях вещих свой сказ про достойные дни,
И про то, что Христос жил когда-то средь нас…