19 марта.
Сегодня новый приказ как бы от министра внутренних дел, но de facto (Фактически (лат.).) от Баранова: чтобы каждый домовладелец и хозяин квартиры выбрал бы от себя одно лицо, которому нашел бы полезным поручить в специальном совете, созванном из представителей всех околотков (по одному представителю от каждого), блюсти порядок в городе и собираться, чтобы обсуждать меры для охраны города от нигилистов.
Пришел Кушелев, рассказывал свои впечатления о прошедших событиях. Он один из первых вошел во дворец, когда туда внесли раненого умирающего царя на ковре. Кровь лилась ручьем. Кушелев намочил свой платок. Долго он не решался войти в кабинет, где, выдвинувши из алькова его постель и поставивши ее рядом с письменным столом, положили умирающего. Когда он вошел, на подушках в сидячем положении находился государь, его поддерживала княгиня Юрьевская и рыдала громко, тут же находились ее дети — сын и дочь. Рядом какой-то доктор мехами старался вдувать кислород в рот царя, лежавшего без ног — открытые колени и тут же кровавые лохмотья. Вот ужас! Вновь прибывавшие родичи, едва входили в кабинет — с истеричными рыданиями останавливались у входной двери. Наследник хотел увести детей, но Юрьевская сказала, что просит оставить их страдать вместе с матерью их. Все время она исполняла все приказания докторов. Когда государь скончался, у него отвалилась челюсть, — она взяла платок и им повязала голову царя. После этого наследник подошел к ней и обнял ее, а вслед за ним подошли к ней и поцеловали ее руку все остальные великие князья.
20 марта.
Рано утром пришли объявить Е. В., что он избран в число лиц, призванных от околотка. Их было избрано 260 человек, теперь же из них будут избираться 25. Многие находят, что очень поспешно привели эту меру в исполнение.
В половине второго Е. В. отправился в дом градоначальника. Там все уже собрались. Баранов ведет себя недостойно своему сану: горячится и не дает высказываться. Е. В. выбрали депутатом в числе 25 человек, но, кажется, с Барановым нелегко работать: раньше, чем вопрос подвергается обсуждению, Баранов объявляет, что на такое распоряжение уже последовало высочайшее соизволение. К чему же тогда эта комиссия?
21 марта.
Умер Майдель, комендант крепости. На него подействовал допрос, сделанный… Рысакову в его кабинете, где он их обоих нашел развалившимися в креслах с папиросами в зубах у его письменного стола.
22 марта.
В комиссию 25-ти выбраны: Трепов, Воронцов-Дашков, Глазунов, Квист, Лихачев, гр. Бобринский, бар. Фредерикс (командир Конного полка), Семевский, Меншуткин, Елисеев, Ламанский, гр. Левашев, Крундышев, Благово, Потехин (адвокат), Бекетов (ректор университета), Христианович, Заблоцкий-Десятовский, Богданович (Е. В.), Котомин, Краевский, Коростовец, Целибеев, Кобеко и Жуковский. Председатель — Баранов.
Говорят, поймали многих преступных личностей.
Много и сочиняют. Теперь всех занимает, кто из министров останется на своем месте. Возмутительны рассказы о том, как высылали дам из крепости во время панихид, если они не были трех первых классов.
23 марта.
Сегодня все члены Совета 25-ти в полном составе ездили представляться государю. Представлял их Баранов. Государь показался Е. В. очень крепким, сильным, видным. Теперь еще в нем мало привычки. Он их всех обошел, и этим кончился прием. Тут же был и Лорис.
Много рассказывают про разные аресты. Выслали из Петербурга француженку-модистку Теодор — она шила белье маленькому наследнику и положила в карман письмо с угрозами. Взят также известный их техник Кибальчич, сын священника, — он признался, что изготовлял взрывчатые снаряды.
Сегодня Советом 25-ти отменено распоряжение градоначальника не пропускать, не опросивши, через заставы. Эта мера оказалась неприменимой ввиду массы народа, входящего в Петербург для снабжения населения молоком, маслом и т. д. Так как кладбища находятся за заставой, то некоторые покойники и сопровождающие их родственники не были пропущены через заставы. Эта мера вызвала общий ропот. На железных дорогах будут устроены турники, и возле каждого будет помещаться доверенная личность и будет следить за физиономией каждого приезжего. Карточки нигилистов-вожаков более или менее известны.
24 марта.
Были у митрополита Исидора. Старик нам рассказал, что была оцеплена Охта, что в воскресенье там не было обедни по случаю того, что отнятые два ящика со снарядами и 20 фунтов пороху были снова украдены нигилистами.
Сегодня в Совет 25-ти были представлены две прокламации, в одной из которых нигилисты, меняя тон и начиная словами «ваше величество», требуют от государя конституции. Говорят, что если не даст, то раскается. Много рассказывают о разного рода ухищрениях этих лиц. Теперь, по последним сведениям, они разъезжают по деревням на хороших лошадях парой и стараются возмутить народ рассказами о том, что его новый царь хочет вновь закрепостить, что отнимут у них землю, что они будут так же бедствовать, как и прежде, свободы у них не будет.
25 марта.
Теперь много говорят о Баранове (градоначальнике). У него масса врагов, и его сильно бранят, называют шарлатаном и проч.
Теперь все разные перемены, новые назначения. Вот уже третий министр летит, Ливен, и его место занимает граф Игнатьев. Неважный преемник, у него уже давно есть кличка menteur-pacha, или le roi du mensonge, (Лжец-паша, или король лжи (франц.).).
26 марта.
Е. В. с утра отправился в суд. Это просто комедия — судить этих людей. Их надо без суда наказать. Они взяты все на месте преступления, все не отказываются от сочувствия и участия в этом возмутительном деле — и их-то судить! Е. В. вернулся из суда, измученный безобразием этих людей. Все они вели себя очень покойно. Желябов не пожелал иметь защитника и сам говорил на суде. Говорит самоуверенно. Было очень много публики, все избранные, по билетам.
27 марта.
Возмутительно ведет себя состав судей. Хотя и говорят, что убийцам надо дать высказаться, но я с этим совсем не согласна. Можно ли, чтобы они пользовались правом слова, эти преступники, и чтоб они смели еще выражать такие мысли, что они удовлетворены или неудовлетворены. Рассуждения Желябова о религии, циничные разговоры Перовской — все это действует губительно и на слушающих на суде, и на читающих газеты. Золотницкий со мной спорил, что этот суд должен был быть. Но, по моему разумению, я бы не допустила их судить — их деяния так подлы, без суда видно, чего они заслужили. Кушелев, со своим спиритическим направлением. говорил, что они действуют не своею волею, а что это их натолкнули злые духи.
