Как я познакомился с сестрой королевы? На приеме. Меня ей представил тот же Уард. Принцесса Маргарита была жизнелюбивой женщиной. Я как-то спросил Стивена, где она сейчас. А он мне говорит, что она улетела в Гетеборг. Почему в Гетеборг? Да потому что лучшие кабаки и бардаки в Гетеборге и Копенгагене.
Уард мне рассказал, что муж королевы «приласкал» Маргариту. Это не анекдот. Это было. Как раз в мою бытность в Англии. Я потом на свадьбу Маргариты был приглашен в собор Святого Павла. Маргарита поддерживала отношения не только с мужем сестры, но и с придворным фотографом — Энтони Армстронг-Джоунсом. Я его называл попросту Антошкой. Когда Елизавета прихватила мужа с сестрой и узнала об их отношениях, то потребовала, чтобы Маргарита вышла замуж за придворного фотографа. Придворным было дано указание покопаться в архивах, и они нашли некого Сноудена, чтобы присвоить будущему мужу Маргариты графский титул. Так он стал лордом Сноуденом.
Однажды на Хенлейнской регате выступала наша восьмерка. Я оказался в компании с молодоженами. Антошка когда-то увлекался греблей, был «коксвеном», то есть рулевым. А кого берут на такую должность? Конечно же, человека поменьше и ростом и весом. Вот он и был «метр с кепкой», ростом сантиметров сто пятьдесят пять, худенький, щупленький. После регаты мы шли вместе на катере по реке.
Я всегда сочувствовал королеве. Она была несчастлива в браке с Филиппом. Муж связался с младшей сестрой! Ну что это такое?! С Елизаветой II я виделся дважды. Оба раза на дипломатических приемах в саду Букингемского дворца, на так называемых «ти» и «гарден патиз».
Норвежцы, американцы и англичане очень небрежно относятся к секретным документам. Вот, к примеру, когда я бывал у лорда Астора, сам он куда-то отлучится, а я к столу. У него был огромный рабочий стол. И чего только, каких только документов на нем не было! То, что у нас — «совершенно секретно», у него — россыпью на столе. Его служебная почта — документы от всех ведущих государственных ведомств. То же самое в доме Профьюмо, куда я наведывался в отсутствие хозяина к Валери Хобсон.
Валери была большая модница. Каждый раз появлялась в какой-нибудь новой шляпке. Я как-то заметил Уарду, что Джек, очевидно, не жалеет денег на наряды жены. А он мне сказал, что это ему абсолютно ничего не стоит. Шляпки и наряды ей отдают бесплатно. У нее же имя! И фирмы на этом делают рекламу своей продукции: мол, супруга Профьюмо носит наши шляпки.
Одним из моих лучших друзей в годы работы в Лондоне был Федор Селиверстович Румянцев и его жена Клаша. Это отличный боевой летчик. Не буду говорить о деталях, но скажу об одном. Когда Иосип Броз Тито во время войны попал в окружение, Федор полетел к нему, взял на борт и вывез из окружения. За это ему дали звание Героя Югославии, а у нас в стране — Героя Советского Союза. Славнейший человек. Он, к сожалению, скончался недавно. Познакомились мы с ним в Москве, а потом встретились в Лондоне, куда он приехал на должность военно-воздушного атташе. Дружили мы с Федей и после Лондона. Я и сейчас заезжаю к Клавдии Федоровне, его вдове, она в районе Белорусского вокзала живет. Помощником Румянцева в Англии был Анатолий Белоусов, тоже мой хороший друг.
С нашим послом в Лондоне Солдатовым я встречался нечасто. Один раз предложил ему: «Если хотите, я введу вас в Кливден». Наш посол Майский там бывал. Но Александр Алексеевич почему-то сказал: «Нет, не надо. Пусть подождут». Что он имел в виду? Кто его должен был ждать? Я бы на его месте ухватился за такую возможность. Видимо, он был человеком чрезвычайно осторожным.
После возвращения в Москву я встретился с маршалом Бирюзовым, начальником Генштаба. Час мы с ним беседовали. Он говорит: «Хорошо, пойдешь пока в Академию Генштаба, а там посмотрим». Через некоторое время он летит по служебным делам в Югославию. Справа и слева — горы на подходах к Белграду. Летит со вторым экипажем АДОН (Авиационный дивизион особого назначения) и разбивается. В чем дело? Брат моего свояка Анатолия Константинова командовал этой дивизией. Он рассказал, что его судьба тогда висела на волоске. Пока не нашли «черный ящик», а в нем была запись переговоров. Югославы сообщают: «Белград не принимает. Идите на запасной аэродром». Погода была нелетная. И тут же голос Бирюзова: «Что значит не принимает?! Сажайте самолет в Белграде». И командир был вынужден выполнить приказ маршала. Самолет разбился о скалы.
Моим лучшим другом был Володька Осипов, корреспондент «Известий». Он работал и в Канаде, и в Англии много лет.
Во время XXV съезда партии вызывает меня к себе генерал-полковник Толоконников, мой бывший шеф в Англии, и говорит: «Давай писать о тебе книгу. У меня кое-какой материал есть». И открывает железный шкаф в своем кабинете, заваленный материалами сверху донизу. В Москве он возглавлял Военно-дипломатическую академию и был заместителем начальника ГРУ. Ну а в Лондоне он возглавлял дело. Где-то год мы с ним проработали вместе в Англии. Потом его сменил Павлов. А я ему в ответ: «Да кто же лучше Володьки Осипова может быть?!» А тут такая беда. Володька освещал для газеты работу съезда. И вот на третий день работы они сидят с завотделом в редакции, обсуждают, какие материалы давать в номер, выпивают. И вдруг Володьке становится плохо. Сердце не выдерживает…
С Толоконниковым тоже вскоре беда приключилась. У него было очень плохое зрение. Шел как-то с трибуны, зацепился за провода, неудачно упал и разбился насмерть. Так наши планы написания книжки ушли в небытие.
Кромсали ли меня медики? Нет, ни разу под ножом не был. Сам я себя резал. На спор. Лет 15 назад. Я говорю, что боли не боюсь, а мне не верят. Я беру нож и режу руку. Кровь, понятно, хлещет. Боль я могу терпеть. Думаю, это природное качество — держать ее под контролем. Может быть, и флот меня этому научил. Когда я в училище пришел, сразу стал боксом заниматься. С тех пор так и хожу со сломанным носом. У меня ведь третий разряд и по плаванию, и по боксу, и по лыжам. Играл «центра» в водное поло за офицерскую команду эскадры. Ходил под парусом.
В «жуковские» времена офицерам давался «физкультурный час». Это было в 50-е, когда маршал Жуков был министром обороны. По его приказу офицеры три раза в неделю с 9 до 10 часов утра занимались спортом и приходили на работу, соответственно, к 10 часам утра. Это было обязательное требование для всего офицерского состава по всей стране. Молодец был Георгий Константинович! Я ходил тогда и на корты, и в бассейн. В сталинские времена все сидели и бдели минимум до 10 часов вечера, а то и в ночь. Ну и жирели без движения. Жуков ввел конец рабочего дня в 18 часов. Если кто-то задерживается, пиши объяснительную, почему плохо работаешь и не успеваешь уложиться в положенные часы.