«Я работаю диспетчером в компании “Формула такси”», — спокойно отвечает Вальдес-Гарсиа.
Судья приходит в себя и набрасывается на Вальдес-Гарсию, грозит изменить меру пресечения на арест: «Вы что, не понимаете, где вы находитесь? Еще раз это случится, и вас будут всегда привозить вовремя!» — она кивает в нашу сторону.
Вальдес-Гарсиа огрызается: «А что, мне надо же на что-то жить и где-то работать!»
На меня нападает гомерических хохот, который я не в силах сдержать. Полный идиотизм! Формально Вальдес-Гарсию, как, впрочем, и меня, обвиняют в хищении тринадцати миллиардов долларов и почему-то легализации восьми с половиной миллиардов. А тут какой-то диспетчер такси в сопровождении телохранителя… Бред!
Инцидент исчерпан. Заседание продолжается. Антонио Вальдес-Гарсиа в очередной раз просит разъяснить, в чем его обвиняют. Сторона обвинения по закону обязана раскрыть доказательственное значение каждого доказательства, объяснить, что именно доказывает то или иное доказательство. Например, вот нож, найденный рядом с трупом. Резаная рана на трупе говорит о том, что она была нанесена острым предметом определенного размера. Кровь на ноже, совпадающая с группой крови убитого, доказывает, что рана была нанесена именно этим ножом, если его размер совпадает с размером раны. А отпечаток пальцев на ноже свидетельствуют о том, что именно этот человек держал данный нож в руках. Таким образом выстраивается причинно-следственная связь определенных событий.
Мы с адвокатом настоятельно, по несколько раз в день, просим объяснить доказательственное значение оглашаемых документов. Вот моя трудовая книжка. Кроме того факта (который я не отрицал), что я официально работал в ЮКОСе, ничего иного она не доказывает.
Судья обращается с Вальдес-Гарсии:
«Вальдес-Гарсиа, у вас есть замечания к оглашенным документам?»
Тишина. Вальдес-Гарсиа уснул.
«Вальдес-Гарсиа!» — громко кричит судья.
Никакой реакции. Он не слышит. К Вальдес-Гарсии подбегает адвокат и бережно расталкивает его.
«Вальдес-Гарсиа! — не успокаивается судья. — Вы слышали прокурора?»
«Нет, я спал. Я же не спал двадцать четыре часа, работал в ночную смену. Я вообще не понимаю, что здесь происходит, и прошу отпустить меня домой», — тихо говорит Вальдес-Гарсиа.
Судья безнадежно машет рукой, и прокурор продолжает.
Мы слышим и видим в материалах уголовного дела «Отчет о прибылях и убытках “Юганскнефтегаза”». Кроме того, что компания добывала нефть, продавала ее и получала прибыль, этот документ ничего не доказывает. Ни у меня, ни у моего адвоката, ни у любого здравомыслящего человека не выстраивается никакой логической цепочки в предъявленном обвинении.
Наши вопросы остаются без ответа. Обвинитель невнятно сообщает, что объяснит доказательственное значение оглашенных документов в конце процесса, после их оглашения. Позже она подведет черту, сказав общую фразу: «Оглашенные документы доказывают вину обвиняемых». Ни больше ни меньше. Виноваты, и все! И никакой тебе причинно-следственной связи. Чего напрягаться-то и заморачиваться, когда моя заработная плата, как выясняется, является моей долей от награбленного… от тринадцати миллиардов долларов! «Эх, ребята! Мы явно продешевили», — хотел было пошутить я, но мне было уже не до шуток.
Шляева врет без устали, нагло и безбожно. Объявляется перерыв в судебном заседании. Судье и адвокатам надо перекусить. Нас в это время ведут в подвал. Я успеваю заметить, как прокурорша погружает свою руку в бездонный портфель и выуживает оттуда пакет. Она вытягивает оттуда пирожок за пирожком и кладет их себе в рот. Конвойные и спецназовцы давятся от смеха. Мне тоже становится смешно. Нет зрелища печальнее на свете, чем поедание пирожков прокуроршей!
Мне мерещится Кафка, выбегающий из зала судебных заседаний с понурой головой…
* * *
После обеденного перерыва обвинитель продолжает монотонное зачитывание бессмысленных для обвинения документов. Все устали, и судья прекращает заседание. Мы едем домой, в тюрьму. Процесс отнимает у меня много сил, и я возвращаюсь в камеру опустошенный. Каждый вечер в тюрьме происходит медицинский обход, и врач, заглядывая в окошко каждой камеры, интересуется, не надо ли чего. Я прошу измерить давление. Девяносто на шестьдесят. Мне запомнится это странное подавленное состояние, которое будет часто повторяться. Врач рекомендует мне выпить чифиря, что я и делаю. Впереди несколько дней выходных, и я смогу отлежаться, осмыслить происходящее, да и просто отвлечься.
В камере нас четыре человека. Однажды вечером к нам приводят интеллигентного молодого человека в очках. Я ни у кого не видел большего количества вещей, чем у Алексея Френкеля. Сумки, баулы, пакеты, мешочки… Свободное пространство камеры быстро заполняется его вещами. Они везде. У Френкеля огромное количество каких-то бумаг и документов. Его обвиняют в организации убийства заместителя председателя правления Центрального банка Алексея Козлова. По версии следствия, таким образом Френкель решил отомстить за отзыв лицензии одного из банков, где работал председателем правления.
Мой новый сокамерник — гений и вундеркинд. Он из простой учительской семьи, победитель всесоюзных олимпиад из Саратова, в четырнадцать лет окончил среднюю школу и, приехав в Москву, поступил на экономический факультет МГУ. У него феноменальная память — помнит каждую мелочь, каждую деталь, вплоть до стоимости билета на автобус, купленного лет десять назад, когда он, еще в бытность студентом, путешествовал по России. Алексей — страшный педант, он обладает поразительной работоспособностью. Каждое заявление пишет в двух экземплярах, один из которых оставляет у себя для контроля. Он записывает и фиксирует все, вплоть до количества продуктов в холодильнике. Питаясь в основном шоколадом, он щедро покупает в ларьке все необходимое для своих сокамерников.
Мы сдружились, хотя видимся не часто, а в свободное время играем в шахматы. Каждое утро он после прогулки надевает белую рубашку и костюм, идет к адвокату знакомиться с материалами уголовного дела. «Свой арест я воспринимаю как путешествие и маленькое приключение», — как-то поделится он со мной. Неисправимый оптимист, он излучает бесконечную жизнерадостность и заражает тем же сокамерников. В один из дней, около пяти часов вечера, мы услышим голос надзирателя: «На Эф, с вещами…» Френкеля, написавшего огромное количество жалоб на администрацию, не особо жалуют и переводят из нашей камеры. Очевидно, ему здесь слишком хорошо. Он долго собирает вещи, и мы прощаемся. Без него камера пустеет, и мне даже становится грустно. Позже я узнаю из газет, что ему дадут восемнадцать лет строгого режима…
Утро понедельника. На этот день назначено очередное судебное заседание. Нас всегда привозят минут на тридцать раньше, и мы вынуждены ждать своей очереди в камерах подвала. Конвойные никогда не посадят нас в один бокс, невзирая на все наши просьбы.
Мы поднимаемся в знакомый уже зал и занимаем свои места в клетке. Заходит Антонио Вальдес-Гарсиа с охранником. У него в руках два больших пластмассовых ведра. Все в недоумении смотрят на эти ведра. В зале наступает тишина.
«Вальдес-Гарсиа, зачем вам ведра?» — после некоторой паузы прерывает тишину судья.
«Ваша честь! — обращается тот к судье. — У меня случилось несчастье, и я почти потерял слух. Можно, я подсяду к прокурору поближе, чтобы лучше слышать? А еще у меня в ноге штырь железный, и нога затекает… Можно, я под ногу ведро поставлю?»
Судья, проявляя сочувствие, великодушно разрешает ему это сделать.
* * *
Вскоре сторона обвинения заявит ходатайство о проведении экспертизы на предмет определения вменяемости обвиняемого Антонио Вальдес-Гарсии. Прокурорша заявит, что, по ее мнению, Антонио неадекватно воспринимает действительность, проявляет все признаки невменяемости — или, иными словами, просто сошел с ума. В этот момент я подумаю, что неплохо бы такую экспертизу провести в отношении прокурорских работников, писавших обвинительное заключение, а в частности — проверить саму Шляеву…
Судья рассмотрит это ходатайство и откажет прокуратуре в его удовлетворении. У нее не было никаких сомнений во вменяемости Вальдес-Гарсии. Не сомневался в этом и я, усмотрев во всем этом хороший знак. Мне показалось, что судья имеет свое мнение, не зависимое от прокуратуры.
Шляева тем временем упорно продолжает:
«Следствием установлено, что ООО “Ю-Мордовия”, ООО “Ратибор”, на балансы которых переводилась похищенная нефть, а также “Рутенхолд Холдингс Лимитед”, через которые осуществлялась реализация на экспорт похищенной нефти, были подконтрольными участникам организованной группы, так как руководителями в указанных обществах были или члены организованной группы, или зависимые от них лица, что подтверждается:
