Возникает вопрос: как же спаслась царевна Анастасия? Серго Берия пишет, что в страшную ночь расстрела ее не было в Ипатьевском доме: доктор Боткин, спасая хоть один царский корень, подставил вместо нее свою дочь.
Возможно ли?
Анастасия Николаевна во дни пребывания в Москве якобы рассказала — вот только кому, Сталину или Берия? — подробности своего спасения и сообщила, что, кроме нее, Романовым удалось спасти и царевича Алексея.
Не того ли Филиппа Григорьевича, психически больного, заключенного? Но считать ли такое — спасением? И почему, каким образом Анастасия оказалась в Европе, а Алексей в тюрьме? Разумеется, все бывает в жизни революционной…
Очередная фантасмагория всегда связана с воскрешением царских детей: Лжедмитрий, лжецаревна — дочь царицы Елизаветы княжна Тараканова… Лжелюди, требовавшие престола. Но почему никогда прямо, смело, открыто не объявлялся в Советском Союзе царевич Алексей и не претендовала на первое место в советском правительстве княжна Анастасия? Не потому ли, считают некоторые, что подлинные или мнимые претенденты знали, чего нужно опасаться? У Сталина длинные руки: он достал Троцкого в Мексике, убрать Анастасию, жившую в Европе, ему не стоило большого труда, Алексея, сидевшего в тюрьме, — тем более.
Мне думается иное: ни Анастасия, ни Алексей, никто другой, приди они со своими претензиями на русский, уже не существующий, трон, не представляли для советских вождей серьезной опасности: идея народной власти укрепилась в сознании поколения, строившего коммунизм, а история, как известно, обратного хода не имеет. Сталин это отлично понимал и был целиком сосредоточен на поисках внутреннего врага.
Вот почему открыто, с требованием престола не объявились царские дети в России. Если они были.
* * *
Рассказ Серго Берия заслуживает внимания по разным причинам.
Первая — достоверность источника: его отец, уж он-то знал все.
Вторая — психологические особенности Сталина, любившего «острые блюда» и невероятные ситуации, тем более что в описываемом случае монахиня была безопасна.
Третья — опера «Иван Сусанин». Каждый видел в ней свое: Сталин радовался народному герою, ценой жизни спасавшему родину от врага, монахиня, возможно, плакала от того, что народный герой спас первого Романова и не нашлось героя для последнего.
Четвертая — послевоенный Сталин, уничтоживший многих своих соратников по партии, разочарованный в собственной семейной жизни и в детях, чувствовавший себя отцом народов, некогда сам учившийся в духовной семинарии с намерением стать монахом, если не настоятелем, мог захотеть своими глазами увидеть дочь расстрелянного большевиками Романова: монах стал властителем, дочь властителя — монахиней. Поменялись местами.
Смелость вседозволенности…
У Сталина перед Анастасией личной вины не существовало — не он отдавал приказ о расстреле царской семьи. Человеку, пославшему на расстрел многих других, могло быть приятно сознание, что к этому, особому для России, расстрелу не была приложена его рука. И, возможно, он даже был против, когда принималось решение, если его в восемнадцатом году вообще спросили об этом. А также есть обстоятельства времени: после войны Сталин — победитель в глазах всей Европы, монахиня может быть расположена к нему.
Сотрудник КГБ, помогавший мне с архивами жен Калинина, Молотова и других, сказал, когда я поинтересовалась делом Нины Берия:
— В наших архивах этого дела нет. Оно находится в архиве наркома.
— Какого?
— Лаврентия Павловича.
— Как попасть в этот архив?
— Он закрыт, и, думаю, вам никто не разрешит познакомиться с его материалами.
— Но ведь сейчас все архивы открыты, — говорила я ему тогда, в августе 1991 года.
Не ответил, и мне стало ясно, что есть несколько ступеней секретности, я преодолела лишь первую. Возможно, окончательная разгадка тайны княжны Анастасии находится на второй или на третьей, а может быть, на последней ступени совершенной секретности.
«Сказка о царевне», рассказанная Серго Берия, выглядит правдоподобно не только потому, что происходит из достоверного источника, но и потому еще, что мальчик Серго, родом из кремлевского детства, защищая поруганное имя своего далеко не безупречного отца, обратился к воспоминанию о девочке Анастасии, чей Сад Детства разрушил не Берия, как к одной из немногих возможностей представить Лаврентия Павловича не тем зверем, каким мы привыкли представлять его себе.
Впрочем, сегодня рождаются новые легенды о выжившей не Анастасии, а Марии.
* * *
Весна 1996 года. Канун праздника Восьмого марта. В большом зале московской мэрии идет встреча женщин — вдов разных поколений, организованная российским фондом «Благовест». Зал — битком. Здесь вдовы войны, вдовы космонавтов, вдовы Афганистана, вдовы Чечни. Жертвы жестоких мужских амбиций ХХ века.
В зале Дмитрий Романович Романов — великий князь, внучатый племянник Николая II, с женой Дорит. Они приехали из Дании. Дмитрий Романович возглавляет датский фонд «Романовы для России». Стройная европейская пара заметно отличается от всех нас, ширококостных, пышнотелых. Романов отлично говорит по-русски. Подойти к нему?..
О многом хочу спросить, но главный вопрос об Анастасии, Алексее, о Марии Романовых. Что думает он о вероятности спасения хотя бы одного из царских детей?
Романовы окружены людьми. В этом зале вопросы мои неуместны.
И тут подходит ко мне Людмила Швецова, глава Департамента общественных связей московской мэрии.
— Приезжайте завтра ко мне домой. Соберутся женщины из «Благовеста», и Романовы будут. Вы ведь хотите поговорить с Дмитрием Романовичем.
— Откуда вы знаете?
— А вы сейчас стояли в сторонке и как будто не решались подойти к нему.
Сама жизнь, как всегда, помогала мне с моей темой.
Оказавшись за столом между Дорит и Дмитрием Романовичем, я не сразу приступила к своим вопросам. Разговор уходил в пустяки, пока Дмитрий Романович, к слову, не сказал фразу:
— Знаю, что такое инфляция, много лет работал в банке.
Ничего удивительного, но я удивилась — царский родственник не вязался в моем представлении с этим учреждением.
— Кстати, о банках, — ухватилась я, — насколько мне известно, госпожа Андерсон, выдававшая себя за царевну Анастасию, претендовала на счета Романовых в швейцарских банках?
Романов слегка поморщился:
— Какая Анастасия! Разве можно доказать недоказуемое? Когда в двадцатых Андерсон появилась, еще были живы люди, знавшие подлинную Анастасию, ее близкие родственники. Все отвергли притязания этой дамы.
