Однако следующие две статьи, подготовленные к печати Каменевым и Крупской, развенчивающие прокулацкий уклон Бухарина, семерка печатать запретила. Авторы статьи возмутились «зажимом» и решили поставить на Политбюро вопрос о текущем моменте ребром, разослав 1 октября прочим девяти членам коллегии «Секретную докладную записку», так называемую «платформу четырех»— Каменева, Зиновьева, Сокольникова и Крупской. Суть ее все та же: предупреждение о росте опасности усиления кулака и классовой борьбы в деревне, о неприемлемости линии Бухарина на мирное «врастание» кулака в социализм, критика лозунга «Обогащайтесь!» и обещаний уравнять в политических правах крестьян с рабочими. «Семерка» снова раздробилась на две фракции, которые схватились в ожесточенной полемике с взаимными обвинениями и демонстративными уходами с переговоров. Масла в огонь подлил секретарь Ленинградского губкома и Северо-Западного бюро ЦК П.А. Залуцкий, бросивший открытый вызов большинству членов Политбюро, «зажимающих» инициативу меньшинства, которому обещал всемерную поддержку ленинградских коммунистов.
Политбюро столкнулось с нелегким выбором: либо в кратчайшие сроки силой усмирить мятежную «колыбель революции», либо во имя сохранения хрупкого партийного единства ничего не предпринимать против оплота Зиновьева, живя под вечной угрозой быстрого перерастания худого мира в добрую дискуссионную ссору. Между прочим, «худой мир» устраивал больше всех Сталина.
Наличие активной оппозиции вынуждало членов Политбюро теснее сплачиваться вокруг своего неофициального лидера. Что означало на практике «теснее сплачиваться»? Чаще соглашаться с мнением Сталина, реже перечить ему и критиковать предложения генсека, не зацикливаться на мелочах, голосуя, по возможности, без обсуждения за тот или иной второстепенный проект, внесенный генеральным секретарем. Это— первый шаг на пути к появлению в Политбюро второго Ленина. Посему Сталин стремился к «худому миру» с ленинградцами, а не к погрому питерской организации, о чем Зиновьев с Каменевым, к несчастью, не догадывались. Оба боялись расправы большинства с меньшинством, на манер той, что сами устроили над Троцким в 1924 году. Основания для расправы имелись вполне внушительные — «Философия эпохи» Зиновьева, платформа 4-х, откровения Залуцкого… Год назад Троцкого пригвоздили к позорному столбу всего лишь за «Уроки Октября». Нынче большинство обладало выбором побогаче. Да и попытку развязать дискуссию ЦК пресек не мнимую, а самую что ни на есть настоящую.
Однако дуэт продолжал нагнетать страсти, поднимая на борьбу со сталинским большинством Ленинградскую парторганизацию, провоцируя его на силовую акцию против оппозиции. Сталин делал все, что мог, чтобы смягчить противоречия, сбить накал противоборства и в итоге затянуть дуэль с ленинградской оппозицией на как можно более длительный срок. Однако, несмотря ни на какие лавирования и маневрирования главы партаппарата, конфликт разгорался и обострялся по мере приближения даты начала съезда.
В общем, Сталин безуспешно старался предотвратить столкновение. Оба лагеря готовились к решительной и беспощадной схватке на съезде, финал которой спрогнозировать было легко: большинство раздавит меньшинство, сперва на съезде, потом непосредственно в Ленинграде; борьба с «новой оппозицией», сулившая генсеку в перспективе превращение во второго Ленина, прервется, толком не разгоревшись, после чего Сталин потеряет надежду стать харизматическим вождем. Однако на съезде все разрешилось как раз в «пользу» Сталина, которая была для него нежелательна.
18 декабря И.В. Сталин зачитал перед делегатами XIV съезда РКП(б) политический отчет ЦК. 19 декабря с содокладом по требованию 43 делегатов-ленинградцев выступил Г.Е. Зиновьев, в пух и в прах расчихвостивший крестьянский либерализм Бухарина. 21 декабря Л.Б. Каменев прошелся и по Бухарину, и по Сталину. По Николаю Ивановичу за поблажки кулаку, по Иосифу Виссарионовичу за покровительство Бухарину. В заключение Лев Борисович удивил всех рекомендацией переизбрать генерального секретаря. Вроде бы из-за того, что Сталину эта должность дает какую-то фору в Политбюро, мешающую членам Политбюро честно бороться между собой за большинство. Это опрометчивое заявление и погубило Каменева окончательно.
Выступившие на съезде К.Е. Ворошилов и другие члены Политбюро, лояльные Сталину, склонили делегатов съезда к тому, чтобы «положить конец всем попыткам подрыва единства нашей ленинской партии» и исправить «ошибки, допущенные ленинградской делегацией». Съезд без колебаний одобрил декларацию, фактически разрешавшую ЦК руками рядовых членов партии из Питера разогнать руководящие органы Ленинграда — райкомы, укомы и губкомы. С тем же воодушевлением делегаты постановили сменить редколлегию «Ленинградской правды» и отказать Каменеву в праве доложить съезду «Очередные вопросы хозяйственного строительства» — жест, означавший, что больше Льву Борисовичу ни в СТО, ни тем паче в Политбюро не председательствовать.
Действительно, по завершению 31 декабря XIV съезда РКП(б), 1 января 1926 года первый Пленум ЦК, вновь избранного съездом, не включил т. Каменева в состав Политбюро с правом решающего голоса. Таким образом, новый ареопаг составили девять членов (Бухарин, Ворошилов, Зиновьев, Калинин, Молотов, Рыков, Сталин, Томский и Троцкий) и пять кандидатов в члены Политбюро (Дзержинский, Каменев, Петровский, Рудзутак и Угланов). В течение января — середины февраля ленинградская оппозиция была разгромлена высадившимся в городе на Неве «десантом» из членов ЦК во главе с Молотовым.
Триумф Сталина на XIV партсъезде в декабре 1925 года и стремительная, по горячим следам, расправа над мятежными ленинградцами в январе 1926 года подвели черту под первым этапом превращения генсека — первого среди равных — в вождя с непререкаемым авторитетом. Попытка двух лидеров «новой оппозиции», Каменева и Зиновьева, осенью— зимой 1925 года «переспорить» на идеологическом и организационном «фронте» лидеров большинства, Сталина и
Бухарина, заставила прочих коллег четверки по Политбюро и ЦК теснее сплотиться вокруг того, кого они год назад признали своим арбитром — вокруг Кобы. Так возникла тенденция к персональной диктатуре Сталина. Тенденция положительная, ибо она позволяла надеяться на замену в перспективе коллегиального способа принятия решений монархическим.
Диктаторские полномочия нужны были Сталину как воздух в целях дальнейшего, а в перспективе окончательного наступления на коллегиальный режим. Ведь только превратившись во «второго Ленина», он мог бы попробовать как-нибудь отстранить коллегии (Политбюро, Оргбюро и Секретариат) от процесса управления и уже на законных основаниях замкнуть его на одну личность. Каменев с Зиновьевым в 1925 году помогли ему преодолеть половину тернистого пути. Если бы дуэт продолжал атаки на генсека и в 1926 году, досадной остановки и отката на исходные позиции можно было бы не бояться, потому что членам Политбюро пришлось бы во избежание раскола еще сильнее сдерживать себя, поддакивать Сталину помимо мелочей и в ряде вопросов первой величины.
