Сверх того при атамане Черткове был положен конец назначению командирами казачьих полков с Дону на внешнюю службу полковников, по старшинству и по очереди, по общему кандидатскому списку, в который вносились все без исключения полковники, какие бы они должности, как гражданские, так и военные, ни занимали. Таким образом, лица, состоявшие в чинах полковников и достигнувшие сих чинов при бытности их исключительно и только на гражданской службе, никогда на конях не сидевшие, и пик в руках не державшие, по дошедшей до них очереди по кандидатскому списку получали полки, вели их для отправления службы за пределами войска и не были совершенно ознакомлены со строевою военною службою. Получения полков выжидали все полковники с целью, конечно, обогащения от командования полками, нажития состояний, несомненно, на счет своих же донских казаков-урядников и простых казаков. В результате получалась на Дону, по возвращении полков с внешней службы на Дон, такая картина: полк входил в пределы войска без командира полка, который, укрываясь, из боязни, от казаков полка, исчезал в неизвестное пространство, а на границе области полк встречался командированными атаманом генералами и штаб-офицерами для опроса претензий казаков, и претензии были таковы, по громадности злоупотреблений, что приходилось почти всех командиров полков предавать суду. Только по одному отпуску от казны оставались деньги полностью у казаков, а именно — «ремонтные», так называемые «стремянные», которые, по установившемуся обычаю, казак должен был, по возвращении с внешней службы, полностью вручить своей жене. Об этом, как говорил мне М. И. Чертков, было доложено им лично государю императору Александру II-му, с ходатайством об упразднении существовавшего общего кандидатского списка на получение казачьих полков полковниками, с тем, чтобы командирами полков назначались полковники по личному избранию и аттестации наказного атамана. Император Александр II, горячо любивший донских казаков и казаков вообще, встретил это ходатайство немилостиво, и изволил отозваться в таком смысле: «Что же, ты хочешь, чтобы я поверил, что казаки неверны мне?» Но когда Чертков доложил, что вовсе не о неверности службы его величеству казаков включает его доклад, то государь успокоившись, прочтя с большим вниманием доклад, изволил согласиться с ним. И таким образом, очередной кандидатский список по войску донскому на получение полков в очередном порядке был упразднен.
Насколько командиры донских полков того времени предавались хищению частного имущества за пределами войска донского, приведу интересно-правдивый факт.
На Дону, в г. Новочеркасске проживали, в мое время, отставные донские генералы Мажаров и Сычев, которых даже сами казаки презирали за сделанные ими грабежи, в имениях богатых польских помещиков, во время восстания в Польше в 1863–1864 г., всевозможного движимого имущества, перевезенного ими на Дон, а именно: у генерала Мажарова была обставлена вся квартира редкою, изящной работы, мебелью и громадными, в бронзовой отделке, зеркалами с польскими титулованными вензелями и инициалами, и сверх того он располагал столовыми золотыми и серебряными сервизами величайшей редкости по изяществу работы. Генерал Сычев завладел редкими старинными бриллиантами, о которых говорил весь Дон, и которые красовались у его наследников при ношении, что мы сами видели. Казаки, не стесняясь, открыто высказывали, что упомянутые имущества Мажаровым и Сычевым были награблены в пределах Царства Польского и привезены на Дон.
Сколько на Дону сохранялось старых порядков, к которым казаки были привычны, конечно в большинстве не без расчета, тому служит такой интересный факт.
По Донской области шли ссыльные; для пересыльных уголовных арестантов (были) тракты, которые, распоряжением главного штаба войска Донского, должны были бы постепенно закрываться с проведением железных дорог по Донской области и в местностях, лежащих вблизи этой области; но этого своевременно не делалось, через что масса казаков внутреннюю службу отправляющих, в ожидании прибытия арестантских партий в этапные дни требовалась из станиц и хуторов на этапы, для конвоирования последних; но казаки, в особенности в рабочее время, откупались деньгами, чрез станичных атаманов, ведавших этапами и этапными путями, и эта повинность в натуре стоила больших денег для казаков, чем злоупотребляли, повторяю, станичные атаманы, не доносившие войсковому штабу о закрытии этапов и этапных путей. Эта натуральная повинность, стоившая больших, громадных денег, по всей Донской области, простиравшейся в поперечнике до 500 верст, была отменена чрез учреждение местных войсковых небольших команд из казаков же, что стоило войску всего 25 тыс. рублей, и чрез закрытие ненужных трактов и этапов.
Коснусь интересной бывшей стороны сего дела, а именно конвоирования по Донской области как больших, так и малых арестантских партий, из каторжников состоявших, что мне приходилось видеть воочию. Эти партии обыкновенно конвоировались не казаками, а двумя казачками, ехавшими верхом на конях, одна — впереди, другая — позади партии, с ружьями старой крымской системы, перевешенными чрез плечо, и сумками, в коих находились статейные списки и другие документы на арестантов. И партии, таким порядком, шли и следовали по всем пределам Донской области совершенно благополучно и без всяких побегов арестантов. Весь секрет дела заключался в том, что станичным атаманом объявлялось арестантам, что в случае побега или поползновения на побег, конвойные женщины-казачки должны были скакать в ближайшие казачьи селения, станицы и хутора и извещать о побеге арестанта казаков, которые должны были неотлагательно садиться на коней, с пиками и оружием, и скакать в степь для розысков бежавших арестантов, которые должны были быть все изловлены и наказаны в присутствии партии. Этот способ и объявление станичных атаманов настолько влияли на арестантов, что не только побегов, но даже поползновения на них со стороны арестантов каторжного разряда вовсе не было, как это было удостоверено официальною справкою от войскового штаба за десять лет сряду.
Казаки безусловно верно выделялись особою беспредельною преданностью и любовью к государю, августейшему их атаману наследнику цесаревичу и вообще членам императорской фамилии, но русских, вообще не казаков — иногородних — не любили, и жизнь их в казачьей среде была невыразимо тяжела.
Прием на Дону казаками, в 1872 году, государя императора Александра II и наследника цесаревича Александра Александровича с другими членами императорской фамилии был обставлен большою торжественностью, с гостеприимством в продолжение почти трех дней в г. Новочеркасске, где государь был встречен в соборе патриотическою речью с крестом донским архиепископом Платоном[54], впоследствии ставшим киевским митрополитом. Архиепископу Платону в подарок была послана, чрез шефа жандармов графа П. А. Шувалова, особо дорогая по ценности и по времени панагия, которая 32 года возилась в походной канцелярии его величества.
