истории царицы, Танеевой и Орлова последний — ширма, что неестественная якобы дружба существует между царицей и Танеевой. Что будто муж этой Танеевой, Вырубов, нашел у нее письма от царицы, которые наводят на печальные размышления. Говорила это Кочубей. Теперь эту Вырубову (Танееву) взяли к себе ее родные, Танеевы, и в Петергоф больше пускать не будут. Какой скандал, если это все правда! Говорят, что в немецких газетах про все это написано».
Тема о «любовном треугольнике» не исчезала, некоторые гости приносили в дом на Исаакиевскую новые подробности. После беседы с генералом А. М. Зайончковским госпожа Богданович записала 28 сентября 1908 года, что, как поведал генерал, «Вырубова у царицы — первый человек», что «те, кто за ней не ухаживает, подвергаются опале, как, например, князь Орлов, который уехал из-за нее». Этими двумя характерными пассажами пока и ограничимся.
Итак, если верить гостям салона Богдановичей — а помимо вышеименованных нечто подобное утверждали и еще ряд посетителей, — то картина в общем-то открывалась действительно удручающая. Царица сначала «состояла в связи» с генералом Орловым, а затем воспылала «неестественной любовью» (слово «лесбийская» тогда в обиходе употреблялось мало) к своей бывшей фрейлине, с которой проводила дни и даже ночи (в этом тоже уверяли). Естественно, что такая похотливая особа, как царица, достойна была лишь осуждения. И ее осуждали. Правда, верили этим глупостям далеко не все, но мнение скептиков в расчет не принималось. Тема «аморальности», «разврата» завораживала многих.
Здесь необходимо дать пояснение о личностях «моралистов», чтобы была понятней, так сказать, вся эта «информационная технология». Грязь ведь притягивает тех, кто имеет к ней склонность по складу своей души…
Генерал А. М. Зайончковский происходил из дворян Орловской губернии, получил прекрасное образование, окончил Николаевское инженерное училище и Николаевскую академию Генерального штаба, участвовал в русско-японской войне 1904–1905 годов, затем командовал полком и дивизией. Никакого отношения ни к царской семье, ни к жизни двора не имел, а следовательно, никаких собственных наблюдений у него не было и быть не могло. Однако он принадлежал к небольшой части офицерско-дворянского корпуса, исповедовавшего «свободомыслие». Такие носители царских вензелей на погонах уже задолго до революции изменили присяге
Свое «свободомыслие» этот генерал потом красноречиво и доказал: уже в 1918 году он принял присягу на верность власти коммунистов, участвовал в войне против некогда «своих» на стороне красных, а затем стал профессором Военной академии Красной Армии. Его кумиром являлся Лев Троцкий, который, в свою очередь, имел расположение к «бывшему дворянину». Клевета на царя и царицу, восхищение революцией и одним из самых кровавых большевистских лидеров — все это печальные вехи на пути нравственной деградации генерала русской армии.
Другой «высокоморальный» информатор, точнее, информаторша мадам Богданович, была фигурой куда более колоритной, чем упомянутый выше генерал. Это — княгиня Дарья Евгеньевна Кочубей, почти легендарная Долли, слухи о похождениях которой просто сотрясали высшее общество. Она прожила жизнь, полную таких впечатлений и превращений, которых хватило бы для написания нескольких увлекательных авантюрных романов.
Родилась она в 1870 году и была расстреляна по постановлению НКВД в ноябре 1937 года. Между этими датами масса событий, и главные из них — любовные увлечения и служба в тайной полиции большевиков. В ряду удивительных жизненных эпизодов — добровольный переезд в конце 1918 года из Баварии, где она оказалась после революции, в «красную Совдепию». Этот потрясающий антраша, как сама заявляла позднее, она совершила, потому что «симпатизировала РКП(б)» (партии большевиков). Чтобы стать вполне «своей» в царстве Интернационала, отреклась от родственных корней и своего происхождения. Теперь ее имя звучало достаточно «революционно»: Дора Евгеньевна Лейхтенберг.
Долли родилась в именитой семье и приходилась родственницей царям Александру II, Александру III и Николаю II. Ее отцом был внук Николая I герцог Е. М. Лейхтенбергский. Он вступил в 1869 году в морганатический брак с фрейлиной Д. К. Опочининой, которая после появления на свет Долли умерла. Как рожденная в морганатическом (не равнородном) браке, Дарья не имела никаких династических прав и не пользовалась при дворе никаким вниманием. В 1893 году Дарья Евгеньевна вышла замуж за князя Л. М. Кочубея, родила двоих детей и через несколько лет фактически порвала с ним. Без всяких сожалений рассталась она и с детьми. В 1911 году был оформлен развод.
Еще до замужества Дарья Лейхтенбергская, ставшая в 1878 году после второго брака отца графиней Богарне, прославилась своими бесконечными историями, которые не прекратились и при супруге. Некоторые с полным основанием называли ее «великосветской потаскухой». Так как грешить в Петербурге было сложно — кругом глаза и уши, масса знакомых, то Долли регулярно отбывала за границу, где чувствовала себя значительно вольготней.
После революции она не раз повествовала, что Николай II ее «ненавидел» и даже «высылал» из страны якобы за ее «свободомыслие». О том, какого рода «свободные мысли» занимали герцогиню-графиню-княгиню, можно судить по вышеприведенному суждению ее в салоне генеральши Богданович. Царь действительно не мог уважать особу таких нравов именно потому, что они слишком вольные. Когда в 1912 году Николаю II доложили, что капитан первого ранга барон В. Е. Гревенец без согласия начальства тайно обвенчался с Долли Кочубей (это был ее второй, но не последний брак), царь не прибег к обычному в таких случаях наказанию офицера, остроумно заметив, что, избрав себе подобную супругу, барон «и так довольно наказан».
Долли при дворе не принимали, в гостях у своего дальнего родственника Николая II она не была ни разу. Конечно, это ущемляло женское самолюбие, тем более если женщина считала себя тоже «голубых кровей», да к тому же неотразимой красавицей (сохранившиеся портреты вряд ли могут подтвердить такое мнение). Будущая осведомительница ГПУ-НКВД царскую чету «терпеть не могла» и многие годы без устали инсинуировала по их адресу. Причем из ее уст вылетала клевета самого грязного свойства, что вполне объяснимо: развратные люди уверены, что все кругом погрязли в мерзостях порока.
Теперь обратимся к следующему «кладезю истины» — «Воспоминаниям» графа С. Ю. Витте. Они, как и записки А. В. Богданович, давно стали некими чуть ли не сакральными текстами, которые цитируют практически все «разоблачители тайн царизма». Этот документ, несомненно, представляется весьма значительным памятником эпохи. Во-первых, потому, что автор в конце XIX — начале XX века занимал виднейшее место в системе государственного управления: многолетний министр финансов, «отец русского экономического чуда», затем глава правительства, инициатор издания Манифеста 17 октября 1905 года, провозгласившего эру свобод и парламентаризма. Мемуары примечательны и тем, что их создатель — действительно человек неординарный, не только многое видевший и знавший, но и подробно описавший сложные политические коллизии, сотрясавшие в этот период Россию. Это, так сказать, внешняя фабула истории «Мемуаров».
Признавая значение данного
