дом к тете Мине, и ее дочери Мали и Лейла попытались нас отвлечь и развлечь. Я всегда ими восхищалась. Мать часто упрекала меня, что я на них не похожа. Они были моей полной противоположностью: играли на пианино, были образованными, но также очень правильными и придерживались всех традиций. Они были начитаны, но не умничали; независимы, но при этом прекрасно готовили и содержали дом в безукоризненном порядке.
Мы тогда съели много мороженого. Рассказывали дурацкие анекдоты. Накрасили моего милого и послушного братика, надели ему на голову соломенную шляпку с цветами и розовой лентой и заставили расхаживать по дому с дамской сумочкой. Перед ужином вернулась тетя Мина, и мы посерьезнели. Она сказала: «Незхат все еще там, она пытается помочь». «Она выполняет свой долг», – сказал ее муж. «Незхат никогда не уклоняется от ответственности, – заметила Мина. – Даже напротив, она слишком ответственна…» Тут она осеклась и повернулась к дочери. «Лейла, – сказала она, – отведи ребенка в ванную и умой его как следует». Она взглянула на моего брата и ласково произнесла: «Ты не должен с этим мириться, ты же знаешь? Ты – не их игрушка».
Через несколько дней я увидела фотографию деда в газете, лежавшей на столе у тети Мины, и разрыдалась. Лейла сказала: «Не поздно ли плакать?» Я неловко попыталась объяснить, что не осознавала его смерть до тех пор, пока не увидела, что это написано в газете рядом с его фотографией. Мой ответ был правдой ровно настолько, насколько мое сентиментальное сочинение, но после того, как Лейла засомневалась, я больше открыто не плакала.
Через два дня после смерти деда мы пошли к нему домой. Стояло раннее утро, в доме царила тишина. Нас встретила младшая сестра мачехи моей матери, добрая женщина, которую мать очень любила, ее дочь и пожилой джентльмен, дальний родственник мачехи. Некоторое время мы сидели в прохладной затемненной гостиной. Я разглаживала складки на юбке. Брат вежливо сел рядом; нас угостили пирожными, мы взяли по одному и так и оставили их нетронутыми на тарелке. Мохаммад болтал ногами, сидя на стуле. Я разглядывала фотографии на каминной полке. На одной был изображен мой дед в темном костюме и галстуке-бабочке; на другой – мой красивый дядя Али, улыбающийся в камеру; тетя Нафисе с волосами до плеч в черном платье с бриллиантовой брошкой. Снова тетя с моим кузеном на руках; тетя с мужем. Мой взгляд упал на старую фотографию мачехи моей матери, сделанную много лет назад, когда у нее все еще были светло-каштановые волосы; она была в платье с открытыми плечами и смеялась, запрокинув голову – не просто улыбалась, а смеялась. Маминых фотографий тут не было, как и наших, – ни одной.
После нескольких вялых попыток завести разговор жена деда, которая рассказывала пожилому джентльмену, «как все произошло», встала и повела нас наверх, в комнату, где умер дед. Она шла впереди, а мы следовали за ней гуськом, будто она проводила нам экскурсию по дому. Перед рассветом деду стало плохо. Он вышел из спальни и направился в примыкающую к ней маленькую комнату – а может, то была его спальня и они спали в разных комнатах? В этой комнате, залитой солнечными лучами, у стены стояла маленькая кровать. Жена деда сказала, что он ее позвал, сказал, что плохо себя чувствует. Она, видимо, считала своим долгом рассказать нам, как он пришел в ее комнату, разбудил ее, как она позвонила врачу и в этой самой комнате, на этой узкой кровати, с аппаратом для измерения давления на руке он и умер.
Через несколько десятков лет мне снова вспомнилась эта сцена. В день смерти отца я позвонила в Тегеран передать соболезнования его второй жене. Та выслушала мои слова утешения, но не сказала, что ей жаль, что отец умер, не пожалела меня и моего брата. Вместо этого она долго и подробно описывала, как он держал ее за руку и говорил, что ей не надо волноваться и что он благодарен ей за поддержку и заботу. Она описывала, как он выглядел, и говорила о своем собственном горе. Но в ее тоне было что-то еще, кроме горя; думаю, это была жадность. После его смерти она хотела забрать себе не только вещи, которые принадлежали ему при жизни, но и его самого. Она там была. Комната, в которой он умер, его последние слова, его беспомощность – все это принадлежало ей одной. Мы же были никем; нас выставили на мороз.
Мачеха моей матери. Родная мать Незхат умерла, когда та была совсем маленькой
Через несколько дней вернулся отец, но они с матерью занялись организацией похорон, и нас оставили с тетей Миной. Я ходила из комнаты в комнату, вылавливая обрывки разговоров. «Он был хорошим человеком, но наивным и впечатлительным, как Незхат, – сказал мой отец тете Мине. – Жена им понукала, но в последнее время он пожалел о том, как обращался с Незхат, и пытался загладить вину».
«Твоя мать с таким рвением взялась за похороны, – сказала тетя Мина. – Гордость мешала ей это признать, но она всегда чувствовала себя бездомной. Они относились к ней как к бедной родственнице, но теперь все позади, и они ей больше не нужны. Возможно, если бы она открыто выразила свой гнев, отец уделял бы ей больше внимания. Ешь яблоко, – добавила она через минуту с хитрой улыбкой. – Мамы рядом нет, но это не значит, что можно не слушаться!»
Позже я поняла, о чем говорила тетя Мина. У матери не раз была возможность изменить отношения со сводной семьей или стать выше неприязни, но она так этого и не сделала, и не потому, что они отказывались менять свое отношение к ней, а потому что она не могла изменить свое отношение к ним. До самого конца она нарочно позволяла им себя ранить. Ее собственные обида и гордость стали ее злейшими врагами.
Через несколько недель после смерти деда мы ехали к нему домой. Мать начала говорить, что потеряла своего единственного в мире защитника. Тут тетя Мина не выдержала. Мой дед втайне поддерживал несколько бедных семей и скрывал это от собственной родни. Когда мать это обнаружила, она еще сильнее его зауважала и поверила, что он был альтруистом. Позже она утверждала (искоса бросая на нас гневные взгляды), что «люди» пользовались ее доверчивостью, как пользовались отцовской щедростью. «А что отец сделал для тебя после смерти Саифи? – сурово спросила Мина. – Он был хорошим человеком,
