Пацюркевич несколько минут молчал. Потом спросил:
— За что вы меня так невзлюбили? Это не из-за зеркал ли Богоявленского?
Анатолий Анатольевич развел руками:
— Невзлюбил? Я думаю, наоборот. Я хочу, чтоб, готовясь к семинару, вы себя покрепче подковали. А вы — «невзлюбил»!
Жеймо сказал старшему лесничему:
— Очень прошу вас проехать со мной…
Жеймо был взволнован, Анатолий Анатольевич внимательно посмотрел на него.
— Что ж, поедем.
За Сиверской взяли направление на Дружную Горку. Хороши здесь леса и просторные колхозные поля. Хороши серовато-красная дорога, огромные валуны по краям овражков, деревни, где еще сохранилась любовь по-старинному украшать жилье: кружево наличников, овальные разлеты над балконами, узор карнизов… Улицы в деревнях подымались на холмы, и вдруг глаз встречался с затененным прудом, следил за тропинкой, протоптанной в чащу… И опять поля и леса.
Остановились на берегу извилистой Орлинки.
— Славная речка, — проговорил Анатолий Анатольевич, — море хорошо, реки широкие хороши, но лесная речка хватает прямо за душу, честное слово!
— А вам приходит в голову, что эта речка мертвая?
Вода была темная, ход ее небыстрый, плыли легкие, сорванные ветром листья и веточки — всегдашнее украшение медленно бегущей воды; две-три солнечные рябинки расцвечивали темноту, две-три воронки у корней предупреждали о глубине…
— Говорите… мертвая?
— Ни рыбешки, ни рачка, даже паучка не найдете. Догадываетесь?
— Не совсем.
— Дружная Горка… Теперь догадываетесь?
— Стекольный завод?
— Анатолий Анатольевич, они нас ведь не спрашивали, а мы как-то внимания не обращали… Они получают моторное масло… Затем пиролиз, разложение масла на фракции. Летучий газ подают в печи для плавки стекла, а тяжелые масла… Думали, думали на заводе и стали сбрасывать их в Орлинку, то есть стали делать то, что делают сотни других заводов.
— Вода-то чистая, — заметил Анатолий Анатольевич. — Впрочем, ясно: удельный вес отходов велик, они сразу и тонут.
— В том-то и дело. И отравили не только Орлинку, но через Орлинку и Орлинское озеро.
— Запретили?
— Конечно.
— Как отнеслись к запрещению?
— Взмолились: как же нам быть? Химически нейтрализовать тяжелые фракции мы не в силах.
— Что вы им посоветовали?
— Сбрасывать отходы в карьеры, что остались после торфоразработок.
— Гм… — издал неопределенный звук Анатолий Анатольевич и полез в карман за папиросами.
— Вас что-нибудь смущает?
— Есть, есть кое-какое подозрение.
Проехали к карьерам. Целые озера синеющей воды, которая уже стала заселяться жизнью. Карьеры на открытых местах, и ветер рябил воду, и неба в них было много, и облака стояли над ними, раскинув пуховые крылья.
— По-моему, ничего лучшего не придумаешь, — сказал Жеймо.
Анатолий Анатольевич вернулся в лесничество, а оттуда отправился в город, на ученый совет института.
Опять пришлось выдержать атаку. Хорошо еще, что поддержал директор института.
Одних профессоров беспокоило то, что лесхоз много занимается дорогами, можно бы поменьше. Другие утверждали, что надо поменьше заниматься мелиорацией.
Профессор Елпатьевский, начальник отдела лесоосушительной мелиорации, патетически воскликнул:
— Вы мне весь лес осушите! Где же я буду проводить опыты?
Анатолий Анатольевич усмехнулся:
— Всех болот не осушу, даже при всем своем желании.
И опять встал вопрос о кураторстве. Каждый профессор хотел бы быть по своей специальности полным господином лесхоза, чтобы распоряжения его считались законом.
— Лесхоз — это лаборатория, а не хозяйство!
Фраза прозвучала внушительно, и говорящий не менее внушительно посмотрел на старшего лесничего.
— Что ж, — заговорил Анатолий Анатольевич, — сделаем по-вашему. Скажем, приезжает в лесничество всеми нами уважаемый профессор Елпатьевский и командует лесничему: «Все силы на мелиорацию, это у меня сейчас важнейшая тема». На следующий день приезжает Евгений Иванович: «Все силы на рубки ухода… Это для меня сейчас важнейшая тема». Что делать? Лесничий должен повиноваться куратору, снимать работников с мелиорации и бросать на рубки ухода. Не успел он еще это проделать, мчится третий и требует все силы бросить на семенные участки. А пожелай вмешаться я, пожелай навести порядок, лесничий мне скажет: «Товарищ старший лесничий, я подчинен не вам, а профессорам-кураторам». Ведь это, многоуважаемые товарищи, будет не опытный лесхоз, а бог знает что! Опытный лесхоз! Давайте оценим эти слова с точки зрения грамматики. «Лесхоз» — существительное, к нему определение «опытный». Не может же определяющее слово быть важнее того, что оно определяет. Значит, лесхоз все-таки — основное. Пусть лаборатория, но в самом высоком и очень хозяйственном смысле… — Анатолий Анатольевич говорил спокойно, но по глазам его было видно, что он взволнован. — Лесхоз должен быть целостным хозяйством, только тогда он будет служить своему назначению.
— В самом деле, — проговорил директор института, — в лесхозе мы ставим опыты, проверяем свои положения, но лесхоз — живой организм, а не собрание разнообразных опытных делянок. — Спасибо, Федор Ильич, за поддержку!
Это сказал Книзе.
Домой он вернулся успокоенный. Прошла неделя, занятая подготовкой к очередному семинару, который должен был проводиться для ряда областей. Собирались лесничие, принимали участие в разработке тем, приехал и Жеймо. Улучив минуту, он сказал Анатолию Анатольевичу:
— А с теми карьерами накладка.
— То есть?
— Тяжелые фракции оседают на дно и вытесняют воду. Вода в карьерах вышла из берегов и потекла в озеро.
— Вот об этом как раз я и думал. Помните мои сомнения?
— Помню, что вы их не высказали.
— И это тоже верно.
— Так что же делать, Анатолий Анатольевич?
— А ваш изобретательский ум что́ подсказывает?
— Пока ровным счетом ничего.
Теперь, чем бы ни занимался Анатолий Анатольевич, он все думал об этих отходах моторного масла. В месяц сливают до двухсот тонн! Говоря языком молодежи — сила! А куда эту силу направить, как ее использовать?
Анатолий Анатольевич привез бочку отходов и поставил во дворе… Вязкое вещество… весьма вязкое… А горит?
Попробовали… Нет, не горит.
Стояла группа работников и смотрела, как пламя в тех местах, куда наливали отходы, загасало.
— …А если смешать с опилками? Опилки будут давать постоянный стимул…
Тут же приготовили брикет.
Он занялся огнем, вначале слабеньким, но уже через несколько минут пламя было жаркое и устойчивое.
