- Экипаж не выпрыгнул?
- Врезался в песчаную отмель. Да и выпрыгнул бы - далеко не ушел: справа вода, слева сторожевые посты.
Павел Шевелев, как и Добровольский, тоже летал на Ладогу с Вадимом Лойко, заменявшим раненого командира эскадрильи.
- Трудновато пришлось, - вспоминал Павел. - Вадим несколько раз ходил в лобовую атаку. Весь капот и мотор пробиты, а он продолжает бой - осерчал на "юнкерсов". В общем, не напрасно летали: одним бомбовозом стало меньше у немцев.
- Герман, расскажи о своем полете в облака, - попросил Мамыкина Николай Савченков.
- Не полет - сплошная иллюзия, - отмахнулся Герман.
Раздался смех. Ребята уже знали об этом вылете, но хотели послушать самого Мамыкина - пленника облаков.
На Ленинград ожидался налет группы фашистских самолетов. Командир полка поднял в воздух звено Добровольского. Василий, Мамыкин и Плавский поднялись в дождливое небо. Клочья облаков местами висели над землей на высоте триста метров. Сырая, скучная погодка.
Выше, метрах на восьмистах, клубилась сплошная облачность. Не облака молоко. Звено решило пробить эту завесу и выйти наверх. Машины нырнули, будто в омут, - ни земли под ними, ни неба над ними. Без привычки, вернее, без должного опыта, да еще с такими несовершенными приборами, которыми оборудован И-16, в облаках лететь чрезвычайно трудно. Первым не выдержал Герман Мамыкин. Оторвался от ведущего и словно растворился в непроглядной мути. Метров через пятьсот куда-то исчез и Плавский. Радио у командира нет - не позовешь. Плутать по облакам в поисках ведомых опасно: в любую секунду можно столкнуться и сорваться.
Добровольский уцепился глазами за указатель поворота и скольжения, высотомер и прибор скорости. Это единственное спасение во время полета ночью и в облаках - полностью отдаться во власть приборов. На высоте около трех тысяч метров заметно посветлело. Потом забрезжили лучи солнца и выглянуло чистое голубое небо.
Василий поднялся еще метров на двести, ожидая, что из-под верхней кромки облаков выскользнут Герман и Плавский. Но ни того ни другого не было. Вместо них с юга, где облачность круто обрывалась, появилось два "мессершмитта". Лейтенант сделал нырок и разворот под прямым углом, затем снова вышел вверх. Немцы были далеко в стороне от него.
Вступать в бой с вражескими истребителями не было никакого расчета, потому что основная задача звена - не допустить к городу бомбардировщики. "Мессам" же выгодно вдвоем наброситься на одного. И они атаковали Добровольского. Он повторил маневр: пике в облака, разворот и снова вверх. Василий давно бы ушел вниз, если бы не надеялся, что его ведомые вот-вот подойдут и противник может атаковать их внезапно. Поэтому еще и еще раз, словно утка-нырок, преследуемая охотником на озере, то скрывался в облаках, то появлялся над ними, обманывая и отвлекая вражескую погоню.
Наконец Добровольский заложил небольшой крен и стал полого снижаться. Самолет спиралью ввинчивался в облака, словно в пуховую перину. Нервы Василия были напряжены до предела: он не только следил за приборной доской, но и думал о том, как бы не столкнуться со своими ведомыми, если они до сих пор не сумели выбраться из серого плена.
Виток, второй, третий. Облака. Еще виток. Опять облака. Стрелка высотомера подошла к цифре "800". Белизна. Виток, виток. Ничего не видно. Четыреста метров. Никакого просвета. Скоро земля, а Добровольский не видит ни зги. Еще потерял сто метров. Седая жуть стала редеть, превращаться в темно-серую пелену.
Перед глазами мелькнула какая-то черточка. "Галлюцинация, что ли?" подумал летчик и тряхнул головой. Но черточка не пропадала, а, наоборот, росла, увеличивалась в размерах. Лейтенант уменьшил крен, сбавил вертикальную скорость снижения. И вдруг снова потерял появившийся в поле зрения предмет: все слилось в одноцветный мрачный тон. Высота менее ста пятидесяти метров. "Еще несколько секунд - и можно врезаться в землю, в море, в черта, в дьявола!" - злился Добровольский.
Он заставил себя успокоиться, напряг до предела зрение и снова уловил ту самую черточку, что уже вырисовывалась в какой-то большой продолговатый предмет, стал выводить машину в горизонтальный полет. Пригляделся. Оказалось, под ним свинцовые воды Финского залива, сливающиеся с нижней кромкой облаков. А на волнах - всплывающая подводная лодка.
Возвратившись на аэродром, командир звена в первую очередь увидел своих ведомых.
- Ну и подбросил же он нам сольцы! - сказал Герман.
- Досталось, - подтвердил Плавский. - Да и было за что!
- Это верно, - согласился Мамыкин, - не надо было отрываться от ведущего. Ведь как получилось-то? Я по привычке посмотрел влево-вправо - и потерял из виду самолет командира. Кругом белым-бело, даже консоли "ишака" не видно. Ну, пока я крутился, мне и показалось, что лечу с правым креном. Отклонил ручку управления влево и левую педаль двинул ногой вперед. Нет, все равно кажется, будто лечу с правым креном. Галлюцинация полнейшая. Вывалился из облаков над самым городом. Смотрю: снижаюсь левой спиралью, черт бы ее подрал! А в облаках казалось наоборот.
- А мне все думалось, что лечу с левым креном. Жму вправо, - признался Плавский. - Тоже обман чувств.
Добровольский добродушно ухмылялся:
- Надо было по приборам ориентироваться, а не полагаться на свои ощущения. Хорошо, что все кончилось благополучно...
Не добившись решающих результатов в сентябрьских боях, немецко-фашистское командование вынуждено было отказаться от дальнейших попыток взять Ленинград штурмом. Оно решило сломить героическое сопротивление защитников города длительной блокадой, систематическими артиллерийскими обстрелами и бомбардировками с воздуха.
И враг приступил к осуществлению своего варварского замысла. Однако огромные потери, понесенные авиацией при дневных массированных налетах, вынудили гитлеровцев перейти почти исключительно к ночным действиям. Известно, что с 1 октября по 24 ноября немцы совершили тридцать семь бомбардировочных налетов на Ленинград (тридцать два ночью и пять днем, в условиях сплошной облачности).
Ночные налеты обычно совершались в ясные лунные ночи на высоте пять шесть тысяч метров. Бомбардировщики к городу подходили с разных направлений. Интервалы между самолетами по времени доходили до двадцати минут, а налеты растягивались на всю ночь.
Летчики нашего корпуса отчаянно дрались с, неприятельской авиацией, прикрывали город и наземные войска, охраняли ладожский водный путь. И все же следует отдать справедливость зенитной артиллерии 2-го корпуса ПВО - в отражении вражеских налетов она играла значительную роль.
Окруженный Ленинград боролся. Редкий день, когда газеты и радио не сообщали о самоотверженности пехотинцев и артиллеристов, танкистов и партизан, дезорганизующих тылы германской армии. Правда, кольцо блокады не расширялось, но и не становилось уже - оно, как говорят, стабилизировалось.
