Дядя Огюст интересовался генеалогией. От него Жюль Верн в подробностях узнал, что род Вернов действительно ведет начало от некоего бретонца Флери, проживавшего в Париже при короле Людовике XV. Впоследствии сын Флери Антуан занимал место секретаря Высшего податного суда в Париже, а внук — Антуан Габриель — исполнял судейскую должность.
От Габриеля и его жены Марты Аделаиды Прево остались дети:
Мария Антуанетта,
Огюстина Амели,
Пьер Габриель,
Альфонсина Розали.
Имена звучали для Жюля Верна как музыка.
Кстати, Мария Антуанетта впоследствии вышла замуж за Поля Гарсе, так что кузен был дарован Жюлю самой судьбой. Среди судей и адвокатов математическое образование Анри выглядело экзотично.
Ну а что касается материнской линии — Софи Нанины Анриетты, то позже, в написанных им воспоминаниях, Жан Жюль-Верн[15] (внук писателя) с присущей ему величайшей тщательностью указал: «Госпожа де Ласе, дочь Роже Аллот де ла Фюи и внучка генерала Жоржа Аллот де ла Фюи, установила свою родословную вплоть до 1462 года, когда некий Н. Аллот — шотландец, прибывший во Францию для службы в отраде шотландских гвардейцев Людовика XI, оказал королю услуги, за которые был возведен в дворянское звание и получил "право Фюи", то есть право быть владельцем голубятни, а это тогда считалось королевской привилегией. Указанный шотландский лучник обосновался неподалеку от Лудэна, построил себе замок и стал называться Аллот, сеньор де ла Фюи».
«Через Александра Аллот де ла Фюи, — писал дальше Жан Жюль-Верн, — мы добираемся до Жана Огюстена, сочетавшегося браком с Аделаидой Гийоше де Ламперьер. Его сын Жан-Луи Огюстен, супруг Луизы де Боннмор, стал отцом генерала Жоржа Аллот де ла Фюи и полковника Мориса Аллот де ла Фюи.
У Жана Огюстена с Аделаидой было еще и четыре дочери:
Лиза (ставшая впоследствии госпожой Тронсон),
Пальмира,
Каролина (вышедшая замуж за Франсиска де ла Сель де Шатобур),
и, наконец, Софи — мать Жюля Верна…»
Разговоры с дядей приводили к воспоминаниям.
Тронсоны были родственниками по матери. Жюль так и не смог забыть Каролину. Случайные парижские связи никак не могли заменить это искреннее чувство. Может, и поэтому рядом с названием написанной на берегу Северного моря повести «Зимовка во льдах» появился подзаголовок — «История обрученных в Дюнкерке». (Ах, Каролина!) И это была не просто книга приключений и путешествий, это действительно была романтическая история двух любящих сердец, жестоко разлученных природой и людьми… И героиня повести (Ах, Каролина, Каролина!) назло всем мыслимым и немыслимым препятствиям нашла потерявшегося в ледяных полярных просторах капитана.
Северные сияния, дрейфующие льды, метели. В тот год в газетах всего мира много писали о загадочной судьбе полярного путешественника Джона Франклина (1786—1847), экспедиция которого затерялась в северных ледяных просторах. Жюль Верн, разумеется, преследовал и конъюнктурные цели. Он всегда старался рассказывать о том, что было на слуху в данный момент. Местами своей сдержанностью повесть напоминала судовой вахтенный журнал, но Жюль Верн этого и добивался: как можно больше действия, как можно меньше длиннот!
«Начало февраля ознаменовалось обильными снегопадами».
Разве такой фразы недостаточно, чтобы передать самую глубокую тревогу ожидания и человеческого бессилия?
«Средняя температура все еще держалась ниже минус двадцати пяти градусов».
Разве за скупыми словами «все еще» не угадывается неясная, но никогда не умирающая надежда?
Всё сбудется, всё!
Надо только верить.
«Солнце с каждым днем поднималось все выше».
«Зимовку во льдах» напечатал Питр Шевалье.
Но материальное положение Жюля нисколько не улучшилось.
«Не вижу, почему бы мне, — в отчаянии писал он матери, — не подцепить в парижском свете супругу, какую-нибудь богатую девицу, которая, скажем, сбилась с предначертанного пути или готова с него сбиться…»
К сожалению, богатые девицы с предначертанного пути как-то не сбивались, а ко всему прочему летом 1854 года Париж охватила эпидемия холеры. Жюль Севест, директор «Лирического театра», заболел и скоро умер. Он был человеком сложным, договориться с ним по спорным вопросам всегда было нелегко, но с новым директором Жюль вообще не сумел сработаться. Пришлось уйти из театра.
«Теперь-то я точно женюсь на любой женщине, которую ты мне найдешь», — жаловался матери Жюль.
Что ж, на ловца и зверь бежит.
Весной 1856 года Огюст Леларж, шурин профессора Анри Гарсе, а значит, тоже дальний родственник, пригласил Жюля Верна на свадьбу. Понятно, на свою собственную. Состояться свадьба должна была в Амьене — в тихом пикардийском городке, расположенном в нескольких часах езды от Парижа.
Жюль согласился.
И не зря. Совсем не зря.
Друзей в Амьене встретили с большой теплотой.
«Семья Виан, в которую вступает Огюст, — подробно описывал матери Жюль Верн свои впечатления от поездки в Амьен, — очаровательна. Она состоит из юной и очень любезной вдовушки, сестры невесты, по-видимому, весьма счастливой, и молодого человека моих лет, биржевого маклера в Амьене, который зарабатывает кучу денег и является просто милейшим парнем! Отец невесты — старый военный в отставке, но он куда лучше, чем обычно бывают эти отставные вояки, а мать — умница».
Кстати (немаловажная деталь), вдовушка, показавшаяся Жюлю такой счастливой, носила красивое имя Онорина де Виан — в девичестве Онорина Анна Эбе Морель (1830—1910) и поразительно походила на Каролину.
Жюля Верна такой тип женщин всегда волновал.
Четыре дня, проведенные в Амьене, всё решили. Даже маленькие дочки Онорины — Валентина и Сюзанна — не смутили Жюля Верна. Вырастут — отделятся. Это не сегодняшняя проблема. Сегодня нужно жениться! Надоели холостяцкие вечеринки, надоела вечная отговорка парижанина: «Я не хотел бы ее компрометировать!» Надоело жить в тесной комнате, не иметь кухарки, спать на узкой кровати, знакомиться со случайными женщинами…
Онорина не ответила отказом. Но как содержать будущую семью?
Найти место в театре? Писать либретто к опереткам, которые не идут на сцене более двух-трех раз? Пожалуй, впервые Жюль Верн подумал, что драматургия ему никак не дается. И написал отцу письмо. Отношения их никогда не были особенно теплыми и гладкими, но на этот раз Жюль Верн писал откровенно.
«В семье Виан, — писал он, — имеется брат невесты, моих лет. В свое время он вступил в компанию с одним из своих друзей и работает посредником между владельцами ценных бумаг и парижскими маклерами. Вдобавок компаньон и он сам внесли сотню тысяч франков, чтобы получить место биржевых маклеров в Париже. Отличное положение для молодого человека, к тому же, как ты понимаешь, без всякого риска. То, чем брат Онорины занимается в Амьене, с еще большим успехом можно делать в Париже. Старший г-н Виан тоже вхож в мир финансистов и маклеров. Он легко мог бы помочь мне войти в маклерское дело в Париже за незначительную сумму…»
