История с Диккенсом имела предысторию: сперва один американец, Джеймс, заявил, что в него вселился дух великого писателя и продиктовал ему продолжение своего неоконченного романа «Тайна Эдвина Друда». Конан Дойл сей текст прочел и нашел его плохим. Однако он не назвал Джеймса мошенником, а сказал лишь, что, если бы текст писал живой Диккенс, это не делало бы ему чести. Теперь переходим к Конраду – иначе дальнейшее развитие истории с Диккенсом нам будет непонятно. Ван Рейтер, известный музыкант и медиум, сообщил Дойлу о своем разговоре с покойным Джозефом Конрадом: тот просил передать, что был бы счастлив, если бы Конан Дойл закончил его незавершенный роман из наполеоновских времен. Дойл представления не имел, что такой роман существует. (Рейтер – тоже; во всяком случае, так он сказал Дойлу.) Вскоре после этого чета Дойлов участвовала в спиритическом сеансе с ван Рейтером и его матерью; вдруг ван Рейтер сообщил Дойлу, что в комнате появился некий призрак, представившийся как Боз; то был псевдоним, которым пользовался Диккенс. (Рейтер не знал этого – во всяком случае, так он сказал.) Между писателями завязалась оживленная беседа. На вопрос Дойла о продолжении «Эдвина Друда» Диккенс ответил, что не имеет никакого отношения к тексту, представленному американцем, и выразил надежду на то, что его роман мог бы завершить Уилки Коллинз. Дойл просил его сказать, как же все-таки завершилась судьба несчастного Эдвина Друда. Дух Диккенса увиливал:
«Я сожалею о том, что ввергнул его в такие ужасные неприятности. Бедняга! Не знаю, что лучше: позволить тайне храниться в вашей записной книжке или похоронить ее навсегда». Лукавый дух обещал, что расскажет Дойлу все, если у того получится завершить роман покойного Конрада. Доктор отвечал: «Буду чрезвычайно польщен, мистер Диккенс». Дух же в ответ на это попросил называть его по-дружески Чарлзом. «Читателю это, конечно, покажется смешным, – писал Дойл в своей книге, – мне и самому было смешно. Но именно так все и было.»
После того как два писателя перешли на «ты», Диккенс произнес нечто маловразумительное насчет четвертого измерения и исчез, напоследок все же бросив ясный намек относительно судьбы героя своего неоконченного романа. (Ван Рейтер «Эдвина Друда» никогда не читал. Во всяком случае, так он сказал Дойлу.) Доктор считал, что вся эта история является одним из наиболее бесспорных доказательств существования духов: ведь призрак Диккенса сослался на факт, известный призраку Конрада! Но Дойл был прежде всего добросовестен: дело в том, что неоконченный роман Конрада в конце концов обнаружился – он был опубликован двумя годами ранее. «Это обстоятельство, конечно, снижает ценность полученного сообщения. Вероятно, мы раньше слышали о романе и забыли о нем, а потом подсознательно вспомнили». Так что призрак Конрада – не в счет.
Дойл мог бы и не писать об этой ошибке – ведь она давала читателю повод подумать, что и все остальные «случаи» основаны на подобных недоразумениях. Но он не хотел скрывать ничего, даже ошибок. Добавим, что с призраком Джерома доктора Дойла свел все тот же Рейтер, и великий юморист принес другу извинения: он был неправ, критикуя спиритизм, а теперь все понял и раскаивается. Разумеется, Рейтер ничего не знал о том, что Джером при жизни критиковал спиритизм, не слыхивал даже, что Джером и Дойл были знакомы. Ничего-то он не знал – счастливый человек.
Завершая разговор о «Грани неведомого», следует сказать, что есть одна область экстрасенсорики, из которой Дойл не привел в этой книге ни единого примера. Это – знахарство и «чудодейственные излечения». Ведь он был врачом и остался им навсегда.
Улучшение в состоянии доктора наступило во второй половине декабря. Новый, 1930 год он встречал за столом со всеми домочадцами. Он стал подолгу гулять в саду. К весне он почувствовал, что выздоравливает. Он нарисовал себя в виде лошади и приписал внизу: «Старая кляча долгую дорогу везла тяжелый груз и надорвалась. Но ее холят и лелеют, и шесть месяцев в стойле плюс шесть месяцев на лугах поставят клячу на ноги». Несмотря на свой диагноз, осенью Дойл намеревался отправиться в очередное турне, на сей раз – в Рим, Афины и Константинополь, «духовные столицы мира». Он не сомневался, что поехать сможет. Правда, он иногда задыхался; правда, ему нужно было давать кислород; правда, ему тяжело было ходить; но это пустяки. Курить запрещали – вот что самое противное. Весной и в начале лета он написал несколько рассказов, которые были опубликованы уже после его смерти: «Приходской журнал» («The Parish Magazine»), «Конец Дьявола Хоукера» («The End of Devil Hawker»), «Последнее средство» («The Last Resource»). На русский язык они (как и многие тексты Конан Дойла, особенно поздние) никогда не переводились. А ведь это очень интересно: о чем человек написал в своих последних рассказах...
Тематика всех трех рассказов кажется не то чтобы странной, но несколько неожиданной. «Приходской журнал» – чистейшая юмористика: к типографу приходят юноша и девушка, заявив, что желают печатать у него журнал; уже после того, как тираж сдан, типограф обнаруживает, что весь журнал состоит из ужасных (и – что самое ужасное – правдивых!) сплетен об уважаемых прихожанах. Герой близок к отчаянию, но тут его приглашают посетить заседание некоего тайного общества; когда он приходит туда, то видит большую компанию веселой молодежи, которая, как выясняется, просто хотела развлечься; тираж на самом деле никому разослан не был, а типографа за то, что он способствовал приумножению веселья в нашем сером мире, щедро вознаградят. «Конец Дьявола Хоукера» – история о боксерах времен Регентства, своего рода небольшое ответвление от «Родни Стоуна». На «Последнем средстве» задержимся чуть подробнее – оно того стоит. О чем мог писать тяжелобольной доктор Дойл в рассказе с таким названием? Ну, наверное, о спиритизме как последнем средстве спасти мир или чью-то душу, о чем же еще. Но все было совсем не так.
Жил-был американский бандит (по совместительству – полицейский осведомитель) Кид Уилсон, и, поскольку ему грозила опасность со стороны своих же коллег, пришлось ему обосноваться в Англии, где он часами просиживает в кабачке и рассказывает о своих похождениях двум добропорядочным британцам. Что заставляет их его слушать? «К сожалению, добродетель никогда не может сравниться в привлекательности с пороком. Человек, воздерживающийся от деяний определенного сорта, безусловно является прекрасным членом общества, но он никогда не будет овеян славой подобно тому, кто совершает их». Оказывается, доктор Дойл, вот уже пятнадцать лет призывавший мир к добродетели, отлично это понимал. Однажды Уилсон (на своем ужасном американском языке – у него даже Америка звучит как «Амюррка») поведал историю одного американского городка, который насквозь прогнил от коррупции и где всем заправляют мафиози – преимущественно чужаки, понаехавшие из Европы и других мест. Но нашелся человек по имени Гидеон Фаншоу, который решил, что с него довольно: «Это был странный человек <...> Он проводил свою жизнь в библиотеке среди книг, погруженный в своего рода дрему, но изредка он пробуждался и начинал действовать. Один раз он проснулся и взошел на высочайшую вершину Аляски. В другой раз он проснулся и застрелил троих грабителей, ворвавшихся в дом. В третий раз он проснулся, когда началась война: на целый год он исчез, а потом вернулся без одной ноги и с французской медалью». И вот этот человек, чье описание напоминает нам не героя романа Уэллса «Когда спящий проснется», а скорее былинного Илью Муромца, изредка слезающего с печи, приходит к начальнику полиции – честному, но беспомощному, – и объявляет, что в городе существует тайное общество и это общество отныне берет на себя очистку города от мафии.
