Я ждала, когда моя мама вышлет мне обещанные на покупку прописки деньги. Пока у меня не стоял этот заветный штамп в паспорте, работу искать было бесполезно. Просто сидеть в четырех стенах – неинтересно. Июль выдался жаркий, погода стояла прекрасная, особенно по вечерам, когда спадала дневная духота. Отличная погода, красивый город и масса свободного времени подвигли меня на долгие прогулки. Я для себя решила, что раз уж я оказалась в новом, да еще таком красивом месте, то почему бы мне его не изучить.
Каждый день, примерно около шести часов вечера, я отправлялась на прогулку. Чтобы не заблудиться, я выбирала себе строго одно направление, исключающее какие-либо повороты. Доходила до конца очередного проспекта или улицы и возвращалась тем же путем обратно. Так как я жила в старой части Питера, до современных построек, лишенных индивидуальности, я не добиралась. Смольный собор, Александро-Невская лавра, набережная Невы, мостики через Фонтанку – от всех этих видов просто дух захватывало. Санкт-Петербург – очень красивый город, с особой пронзительностью я это чувствовала именно в первое время. Сейчас, прожив в нем уже не один год, на его архитектурные изыски практически не обращаю внимания. К сожалению, если мы слишком долго погружены даже в самую невероятную обстановку, рано или поздно она становится для нас обыденностью. Иногда замечаешь людей, разинувших рты, стоящих и рассматривающих здание, мимо которого ты пробегаешь, ничего не замечая. Про себя отмечаешь: ага – туристы. Ведь не зря в Питере есть шутка на тему, как отличить коренного питерца от приезжего. (При взгляде на разводящийся мост они говорят совершенно разные фразы. Турист: «Боже, какая красота!!!» Питерец: «А-а-а!!!! Не успел!!! Гребаные мосты!!!»)
В июле девяносто восьмого я точно не чувствовала себя петербурженкой. И до туриста мне было далеко. К моему положению очень подошло бы определение «потерпевший крушение на необитаемом острове». Несмотря на-то что вокруг меня было много людей, я чувствовала себя очень одиноко. Да и как может чувствовать себя человек, которого выгнала из дома собственная мать со словами: «Уезжай отсюда, ты здесь никому не нужна. Из-за того, что ты здесь прописана, у нас квартплата слишком высокая!»
Это были не единственные добрые слова, которые я ежедневно выслушивала в отчем доме. Просто в последнее время эта фраза звучала все чаще и чаще. Поэтому, наверное, так в память и врезалась. Не хочу углубляться в мои отношения с матерью, подобную ситуацию очень здорово описал Павел Санаев в книге «Похороните меня за плинтусом». Очень похоже.
Если ты гуляешь не одна, всегда можно поговорить. Неважно о чем, хоть о программе телепередач на завтра, отвлечься разговором. Когда рядом с тобой никого, ты предоставлена только сама себе. Даже рассматривая изящный барельеф, привлекший твое внимание, ты все равно никуда не денешься от своих мыслей. А мои мысли меня пугали.
Мне было так страшно, что временами у меня наступали самые настоящие приступы паники. Ладони потели, все тело покрывалось мурашками, и, несмотря на теплую погоду, я начинала мерзнуть. Ничто не пугает так, как неопределенное будущее. Трудности, происходящие в настоящем, довольно легко переносятся, если знать, что потом все будет хорошо. Пустота и неизвестность впереди меня просто парализовывали.
Я все время думала о том, что деньги кончаются и взять их неоткуда. Обещанное на прописку мама не высылала. Меня одолевали сомнения, что она их никогда не вышлет. Хоть я и гнала от себя подобные мысли, к сожалению, они были не беспочвенны. Просто я довольно хорошо знала свою мать. Спустя некоторое время оказалось, что эти черные подозрения посещали меня не зря.
Деньги на прописку в Питере мне были обещаны только для того, чтобы я выписалась из нашей квартиры. Иначе я вряд ли бы это сделала. Когда я это поняла, было уже слишком поздно. С*****карская прописка была потеряна, а на питерскую не было средств. Я висела между небом и землей.
Моя мама больше не высылала мне денег. Только несколько раз передавала мне сумку с едой (в основном это были крупы, гречка, рис и сахар) самолетом. На мое счастье, подруга моего детства работала стюардессой, и иногда ей ставили рейс на Питер. Полученную еду я старалась растягивать настолько, насколько это было возможно. То, что я ложилась спать голодная, меня особо не трогало. Я считала, что это даже полезно для здоровья, какое-то время посидеть на однообразной еде.
Меня мучило не это. Может, я никогда не была любимым ребенком в семье. Да, на меня всегда кричали, мною понукали. Но то, что меня выкинули из дома как собаку, было выше моего понимания. Это было настолько невероятно, что мне иногда казалось, произошло не со мной. Возникало ощущение взгляда со стороны. Как будто я просто наблюдатель, а не участник происходящего.
Тот памятный вечер не был исключением. На душе скребли кошки. Я прошла большую часть Заневского проспекта и, не торопясь, возвращалась обратно. Заневский проспект оказался довольно длинным, а передвигалась я исключительно на своих двоих, поэтому возвращалась домой я в довольно позднее время. Часов одиннадцать вечера уже было точно.
Пройдя по набережной, дошла до Большеохтинского моста. На мой взгляд, это самый красивый мост в Питере. Эти каменные башенки и ажурность металла, восхищавшие меня тогда, изумляют меня и по сей день. Но, пока я любовалась чудом инженерной мысли, кое-кто любовался мною. Пока я переходила мост, ко мне несколько раз подъезжали машины, водители которых предлагали меня подвезти. Мне было как-то неловко, каждый раз я отказывалась. Возможно, я не соглашалась потому, что мне не нравились эти мужчины.
Чем я их привлекала? Уже сейчас, с точки зрения профессионального опыта, я понимаю, что не выглядела как проститутка. Одета я была довольно скромно: футболка и джинсы. Никаких мини-юбок и обнаженных ног. Честности ради уточню – футболка была коротенькая и в обтяжку, но довольно обычная. Ничего вызывающего. А может, все дело было в моем внешнем облике в целом. Раздавая внешность, Господь не поскупился и отвесил мне достаточно. Когда я иду по улице, на меня часто заглядываются, причем не только мужчины, но даже женщины и дети (что особенно приятно). Хотя, возможно, играло роль само мое присутствие в столь поздний час на улице. Кто знает…
В это время года в Питере стоят белые ночи. Почему-то та ночь была темной, возможно, было облачно. Я очень отчетливо помню свет фонарей на фоне черного неба и слегка освещенные стены зданий.
Уже почти подходя к дому, я испытывала сожаление, что отказалась от мужской компании. Какое-никакое, но это было бы общество. Мое состояние легко описывалось фразой Филатова: «Я готов хоть к пчелам в улей, лишь бы только в коллектив».
