Днем лузеры работают на каких-нибудь незатейливых работах, программистами или еще какой-нибудь офисной сволочью, и выглядят вполне офисно, даже не скажешь, глядя на них, что это борцы или, что еще ужаснее, творцы.
Днем они совершеннейшие конформисты, шутят с начальством, панибратствуют, тянут пошлейшие анекдоты в курилке на лестнице, обедают в дешевой столовой с приятелями-менеджерами, ждут зарплаты, неостановимо шлют по «аське» бессмысленные («превед медевед») послания таким же офисным рабам, торчащим за письменными столами в самых разных точках страны (но в такой же точно убогой одежде, джинсах с оптового рынка, рубашках с распродаж и липовых кроссовках), сидящим в конторах с девяти до пяти или с десяти до шести, похлопывающим директоров по плечу и при этом лебезящих перед этими директорами, боящимся их до усрачки и ненавидящим — директоров в первую очередь — за свою собственную трусость, слабость, полнейшую беспомощность и безынициативность.
Втихаря они слушают через компьютеры «Радио РОКС», потому что это единственная станция, гоняющая рок столетней давности. Именно он, по мнению лузеров, и является истинным, настоящим, «честным» роком. Deep Purple, Nazareth, Led Zeppelin, Black Sabbath, еще десяток групп разной степени архаичности и неактуальности.
Главная жизненная позиция этих офисных рокеров — фига в кармане. То есть позиция самая тошнотворная, лицемерная и трусливая. Человек, стоящий на такой позиции, в принципе не может заниматься искусством. Никогда у него ничего не получится. Дальше ремонта «железа» и установки «софта» он не двинется.
После рабочего дня, настолько же непохожего на прочие рабочие дни, насколько компакт-диски Джетро Талл похожи на компакт-диски Димы Билана, парни с умеренно длинными волосами пьют херовое (на хорошее не хватает денег, да и разницы они не чувствуют) пиво, купленное в уличном ларьке, и после пары анекдотов спускаются в метро, чтобы ехать в свое Веселое Задрищино или Зеленые Ебеня, где за три сотни баксов в месяц они снимают однокомнатные хрущобы.
Большинство из них приезжие. В общем, это было бы ни хорошо и ни плохо — если бы только эти приезжие не декларировали свою приезжесть и при этом не считали себя в большей степени горожанами, чем горожане в нескольких поколениях, но это уже другая история. Но на фига они создают здесь свои рок-группы? Будто у нас своих, петербургских групп мало. Их и так сотни. И играют все одинаково, так на черта еще эти деревенские, с отвратительной лексикой, убогим взглядом на мир и, самое главное, не стильные и не модные?
Рок-н-ролл — это самая модная музыка.
Даже выше берите: рок-н-ролл — это модообразующая вещь.
Рок-н-ролл всегда диктовал фасон, изобретал и формировал стиль, задавал направление во всем — от инструментария музыкантов, стоящих на сцене, до линий одежды и марок автомобилей.
Все на свете производители всего должны в ноги кланяться рок-н-роллу и каждый свой день начинать с короткой молитвы на мотив песни Чака Берри.
Людям, презирающим моду, в рок-н-ролле делать нечего. Они никогда не станут звездами. Здесь, конечно, не без парадоксов — локальной российской звездой стал, к примеру, Шевчук, хотя он не рок-н-ролльщик, а просто парень, очень громко исполняющий то, что у нас стыдливо и неверно называется шансоном. Шевчук — явление антимодное в принципе, поэтому скучное, неяркое и постоянно себя самого повторяющее. Хоть всю программу построить на сэмплах и звуках из компьютерного банка «Атмосферы» — все равно на выходе будет все та же «Последняя осень».
Но людям нравится — совершенно не обязательно всем поголовно любить рок-н-ролл. Люди любят и другую музыку. И Шевчука в том числе. На здоровье. Мы живем в свободной стране — это тоже одна из любимых и наиболее часто повторяемых присказок Майка.
Рок-н-ролл дал нам не только кайф, не только любовь, не только ощущение бесконечной свободы — в ее отсутствие, богатство в бедности и счастье, когда находишься в полной жопе. Рок-н-ролл дал нам одежду. Ту самую, в которой ходит все человечество.
Взять любую линию, любой период, любой виток моды — со второй половины XX века все идет только с рок-сцены и больше ниоткуда.
Главным дизайнером, лучшим модельером, Карденом и Зайцевым пятидесятых был Элвис с его розовыми рубашками и блестящими пиджаками. В шестидесятые стиль определяли The Who, The Beatles и Kinks — молодые люди стриглись, одевались, говорили и смотрели друг на друга, как Джон Леннон и Роджер Долтри, ехидничали, как Дэвис, и бухали, как Кит Мун. Потом пришли Хендрикс в расшитых жилетках, зашитый в черную кожу Моррисон, рвано-джинсовый Игги Поп, пришли балахоны Джэнис Джоплин и обтягивающие зад сверху, но широченные снизу клеша Роберта Планта.
И все это с буфером года в три пошло в народ уже не «самостроком» кустарных артелей, а на промышленной основе — и идет до сих пор.
Девочки и мальчики из провинциальных ПТУ копируют стили одежды поп-артистов из всяческих «Фабрик» и «Марафонов», не подозревая о том, что эти стили, эти моды и вся эта история страшно архаична и нелепа. Нет ничего глупее и безвкуснее, чем одеваться, как поп-звезда предпоследнего эшелона. То есть не как Элтон Джон и Род Стюарт, а как лауреаты «Славянских базаров» и «Песен года».
Попса ничего никогда не изобретала. Это не в обиду ей сказано — просто специфика работы. На то она и попса, чтобы втюхивать уже проверенные, опробованные вещи. Никогда не рисковать и работать наверняка. Деньги вкладываются сразу большие, это вам не какое-нибудь там искусство, не писательство, когда можно получить премию года в десять тысяч баксов, а можно за работу, которую вы делали три года, не получить ни хрена и даже не увидеть ее на прилавках. Собственно, и десятка баксов за три года корпения за письменным столом — это иначе как насмешкой и назвать-то трудно.
Тем не менее тысячи идиотов сидят и пишут что-то, стучат по клавишам своих маломощных компов, перезваниваются и консультируются друг с другом — на какую клавишу нужно нажимать, чтобы разделить страницу или вернуть случайно стертый текст.
Умники.
В попсе такое положение вещей и такие люди невозможны.
Там работают проверенные парни и безотказные девчата, подобранные по росту, цвету глаз, весу и выражению лица. Лучше бы, чтобы выражения у них вовсе не было, тогда легче его рисовать — так рекомендуют маркетологи и дизайнеры, которые в курсе.
Поэтому, если парень или девушка стремятся попасть в попсу и у них не получается, их не берут — обижаться не стоит. Часто бывает наоборот: непопадание в попсу есть признак если не таланта, то, как минимум, индивидуальности. А попса не имеет отношения ни к музыке, ни к литературе, вообще ни к чему, что хоть каким-то боком касается того самого искусства, о котором у всех столько разговоров. Даже у авторов текстов песен, которые поет всегда молодой и веселый Валерий Леонтьев.
