Коротко говоря, получается, что для пересчета пекущихся сегодня о наследии Л. Пантелеева и сохранении памяти о нем хватит одной руки.
А вы думаете, что у Лидии Чуковской таких деятельных радетелей намного больше?
Есть несколько знакомых и незнакомых друзей, любящих ее книги и время от времени откликающихся на них в печати. Есть интернет-сайт, пополняемый любящими ее молодыми читательницами[4]. Есть замешенное на почти круглосуточном трудолюбии ее дочери издательское везение. И — все.
Так что и у Пантелеева — почти никого, только немногочисленные, но верные читатели, не ограничившие общение с ним одной «Республикой ШКИД» и «Пакетом», да два-три друга, каким-то образом поддерживающие память о нем.
И, тем не менее, чудо воскрешения каким-то образом происходит. Думаю, оно продолжится и этой самой перепиской, которая не может не вызвать ответного читательского чувства, ведь перед нами не только исторический портрет эпохи, бесконечный свидетельский «очерк литературных нравов» и вереница ярких портретов замечательных людей.
Перед нами — сам собою сложившийся роман о дружбе, о доверии, о реликтовом чувстве братства, которое нуждается в протяженности — уже в совершенно новом времени, к новому человеку.
* * *
Мне меньше всего хотелось бы пересказывать эти разнообразные по тону, темпераменту и темам письма, протянувшиеся от тех времен, когда Лидия Чуковская работала в ленинградском Детгизе у Маршака (и в том числе готовила к печати рассказы Л. Пантелеева) — к поздним «горбачевским» годам. То есть к временам, когда убитых сталинским режимом мужа Л. К. — физика Матвея Бронштейна и соавтора Пантелеева по «Шкиде» — Григория Белых — посмертно реабилитировали…
…Когда травля писательским Союзом и органами госбезопасности мемориального дома Корнея Чуковского наконец прекратилась (бедам и победам самодеятельного музея посвящены десятки писем Л. К.).
…Когда к официальной публикации стали готовить ахматовский «Реквием».
Но и жизни оставалось совсем немного: Алексей Иванович скончался летом 1987-го.
А за год до кончины он писал Лидии Корнеевне: «С чувством благодарности прочел в „Ленинградской правде“ текст выступления на съезде Д. С. Лихачева (в „Литературной [газете]“ его, кажется, не было), где он настаивает на академическом издании Чуковского и на признании его музея в Переделкине. Надежда, которой я все эти годы жил, как будто как-то подкрепляется. Дай Бог не ошибиться. Как рад я был услышать Ваш голос по телефону. Не сразу узнал — поверил. Передал Ваш привет Маше. Она обрадовалась. Очень любит и Вас, и Люшу. Близких-то, ведь, немного осталось».
У жены Алексея Ивановича, замечательной Элико Семеновны, в середине 1970-х неожиданно остановилось сердце, когда она бежала к трамваю, чтобы отвезти бедным горожанам какие-то носильные вещи. После ее смерти Алексей Иванович попросил Лидию Корнеевну передать нуждающимся в память об Элико небольшие суммы денег. Я знаю людей, которые по сей день подают за Элико Семеновну и Алексея Ивановича поминальные записки. А Марии Алексеевны Пантелеевой, полюбившейся многим читателям героини «Нашей Маши» («книги для родителей») и ставшей раньше времени сиротой, не стало в 1990-м. Еще при жизни отца она все чаще и чаще проводила время в психиатрических клиниках. Над ее и отцовской могилой на Большеохтинском кладбище — общий крест. Они пронесли его до конца.
* * *
Мудрые люди говорят, что долг каждого человека — максимально приблизиться к таинственному замыслу о нем самом, воплотиться. Произошло это с человеком или не случилось — судить трудно, жизненный путь обычно оценивают по сделанному, по делам.
Я думаю, что постигать эту переписку, состоящую из почти шестисот посланий, лучше всего медленно, неторопливо, проживая вместе с ее героями их собственные судьбы и судьбу страны, в которой им выпало жить и трудиться. И не спешить заглядывать в конец. Ведь какими бы горькими ни оказывались те или иные повороты этих судеб, радость и гордость от сделанного не умалится, и останется время обрадоваться «художественности» письма собрата, и успеется сказать ему, что именно это письмо обязательно должно занять место в «последнем томе» собрания его сочинений…
Зимой 1959 года Лидия Корнеевна писала Пантелееву из Переделкина:
«Дорогой Алексей Иванович. Давно не было от Вас вестей. Я не знаю, как рука Ваша и как „Республика Шкид“. <…> Недавно в Переделкинской библиотеке, по моему совету, руководитель литературного кружка, Саша, читал детям вслух „Честное слово“. Слушали очень хорошо, особенно девочки (этика!). Потом им дали пластилин, они лепили. Все лепили домик и мальчика на часах. Настоящий домик (не склад) и мальчика почему-то с ружьем. Одна девочка, вылепив домик и часового, спросила меня:
— А как вылепить слово? Честное? Которое он дал?»
Кажется, это достойная метафора многолетнего эпистолярного наследия двух литераторов, вплотную подошедших к тому самому воплощению. А нам стоит, наверное, помнить, что их будущая литературная судьба зависит не только от них самих.
Павел КрючковЭта переписка велась почти шестьдесят лет, в разные годы с разной интенсивностью. До войны оба корреспондента жили в одном городе и поэтому писали друг другу редко, только уезжая из Ленинграда. После войны Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Переписка велась довольно регулярно. В результате в архиве обоих корреспондентов сохранилось около 850 писем (письма Л. К. Чуковской из архива А. И. Пантелеева любезно передал мне наследник его архива С. А. Лурье). Вся переписка (за исключением письма 358) находится в фонде Л. К. Чуковской в РГАЛИ. Письмо 358 — в РНБ, фонд 1414.
Для публикации нами отобраны только те отрывки из писем, которые могут представить общий интерес. В письмах сокращены вопросы и ответы о здоровье, некоторые повторы, концовки: приветы, пожелания и подписи. Некоторые письма пропали. Иногда из ответов понятно, какой был вопрос.
Тональность писем различается в зависимости от того, послано письмо по почте или с оказией. В почтовых письмах много намеков или иносказаний, которые по возможности разъяснены в комментарии.
Сохранено написание названий журналов и учреждений с прописной буквы, как у авторов. Все названия взяты в кавычки (у авторов они — без кавычек). Все бесспорные сокращения слов и имен развернуты без угловых скобок.
