впрочем, почему-то говорили, что от частых простуд.
Мой троюродный брат Димка говорил: «Все мы (родственники) в группе риска». Это вот к вопросу о том, что я писал выше, про онкологическую историю в нашем роду. Но не только в нашем. Такое чувство, что люди этим заражаются – от курения, фастфуда и друг от друга. В мире как будто онкологическая эпидемия. Или даже пандемия.
Лет десять или пятнадцать уже назад мама впервые начала замечать, что худеет.
– Представляешь, я за три года на пять килограммов похудела, – объявила она мне.
И сошла с напольных весов. Взвешивалась она каждый день, а сказала мне почему-то только сейчас.
Я хмыкнул:
– У тебя халат пятьдесят второго размера на пузе лопается, а ты про похудение какое-то… Не льсти себе!
– Да нет, худею же всё время, а ем-то по-прежнему, – мама говорила спокойно, но каким-то озабоченным тоном, на мой наезд не обратив никакого внимания.
– Мам, на столько килограммов худеть – это нормально. Я тебе запретил жрать жареную свинину в яйце и панировке на ночь, вот у тебя обмен веществ и налаживается.
Мама просияла:
– Да, правда, ты ведь теперь готовишь всё полезное, это бабушка всё жарила…
И мама успокоилась. И тоже радовалась, что теряет вес. Ну понемногу, но что делать – не всё сразу.
Кстати о кухне. После смерти бабушки я решил разобраться, а что мы едим. С мамой я не хотел разъезжаться, потому что за ней стоило следить, за её стилем жизни. Именно не хотел разъезжаться, сам, хотя мне уже стукнул тридцатник и в этом возрасте живут уже своим домом. Но я не считаю, что я повесил на себя ярмо или взвалил крест. Ничего такого. Мы с матерью отлично ладили. Я работал, занимался своими делами, она, пенсионерка, не лезла ни во что, во всём поддерживала… Но я считал, что мне надо следить, как она к себе относится, и я был уверен, что она будет питаться исключительно кофе, сигаретами, «помадкой» и отбивной в полночь. У неё и так всяких желудочных проблем было несколько (желчный удалили, например), но маме было пофиг. Всё полезно, что в рот полезло, – такой принцип. Короче, я продолжал жить в одной квартире с мамой и готовить всякое не слишком вредное, без угольных корочек, во всяком случае.
Мамина потеря веса продолжалась несколько лет. И она вроде как уже и не обращала на неё внимание. Скорее радовалась. Обновила гардероб слегка. Мама периодически ходила по врачам по разным поводам. Не очень важным. Иногда сдавала на онкомаркеры. Никаких тревожных симптомов, нормальный гемоглобин. И медленная потеря веса. Так продолжалось, по-моему, все 2010-е. Мать периодически то радовалась, то удивлялась, что вес снижается, но я ей напоминал, что у неё нормальный гемоглобин, никаких симптомов чего-либо, но лучше бы бросить курить уже. Седьмой десяток разменяла – ну какое на фиг курение?
К лету 2017-го мама уже какое-то время не курила. Держалась чуть ли не год уже. Я, во всяком случае, её не «палил» с этим – она потом начала прокалываться, и очень неаккуратно, настолько, что мне как-то неловко было за неё, но это отдельная тема, я к этому ещё вернусь. Так вот, летом 2017 года мама вдруг меня спросила:
– А у меня голос очень хриплый?
– Ну так, – пожимаю плечами, – надорванный слегка.
Тут только до меня дошло: ведь точно, мама, обычно громогласная и полногласная, говорит тише и как-то сипло. Как будто накричалась или холодной воды напилась. Пошевелив мозгами ещё, я понял, что такой голос-то у неё уже довольно давно. Я даже уже привык к нему, не замечаю.
– Что ж это может быть? – спросила мама, пристально на меня глядя, тревожным тоном.
– Не знаю, – говорю, – но ты же вообще громко разговариваешь. Вот в телефон так просто кричишь. И курила всю жизнь. А недавно простужена была. Вот и сорвала.
Когда ж она болела-то? Хм, да, что-то голос долго восстанавливается, уже чуть ли не пару месяцев. А я просто не замечал – я же вижу маму почти каждый день, а такие медленные изменения незаметны. Но у мамы были друзья и подруги, кто звонил ей буквально раз или два в год – бабушкины ученики, бывшие соседи, бывшие коллеги, и вот все они либо её не узнавали по телефону, либо тут же восклицали: ой, Юля, что у тебя с голосом?
Тогда я сказал маме:
– Ну сходи, что ль, в поликлинику.
– К кому?
– К лору, наверное… К фониаторам же только вокалисты ходят, да и где мы квалифицированного фониатора возьмём?
Мать записалась в районную поликлинику. Приём через неделю или две. Типа того.
– Я что-то боюсь, – сказала она, перед тем как отправиться в поликлинику.
– Да перестань, – говорю. – Полечат. Чем-нибудь. Прогреванием. Или лазером.
Мама вернулась из поликлиники через час.
– Ну чё? – спросил я в коридоре.
– Меня кладут в больницу, – ответила она спокойно.
Я чуть язык не проглотил. Уставился на неё. Она щёлкнула выключателем, зажгла свет в коридоре.
– З-зачем? – говорю. Что за нелепость…
– У меня опухоль надгортанника, – ответила мама всё так же спокойно.
Вообще-то она очень эмоциональный человек. А тут ведёт себя так, как будто у неё депрессия. Про депрессию позже, это отдельная тема, а я в тот момент всё стою остолбеневший и чувствую, как у меня живот сжимается от страха.
– Что делать будешь? – задаю я идиотский вопрос.
– Сейчас соберу вещички и пойду ложиться, – пожала она плечами. – Дай в комнату пройду…
Я отстранился. Крикнул вдогонку:
– Мам, давай я тебя на такси отвезу?!
– Нет, зачем, я пешочком. Это ж Первая градская, тут близко.
Это на Ленинском проспекте, от нас туда можно дойти пешком, по пешеходному мосту перейти Москву-реку и сразу почти окажешься на территории больницы. Кстати, именно в реанимации Первой градской умерла моя бабушка – мамина мама – от внезапного сердечного приступа… Это было лет за пятнадцать до описываемых событий. Всё это время никто из нас никакую Первую градскую не вспоминал.
Ладно, решил я, мне всё равно надо сейчас метнуться в Сити в издательство за книжкой на перевод или договор подписать, не помню.
Я заглянул в комнату к маме. Она методично собирала всякую одежду, носки, прочее.
Мама – копуша классическая, но тут она довольно быстро собралась. Вышла из своей комнаты, одетая практично и неброско, с сумкой, набитой чем-то там больничным: халат, полотенца, мыло – вот это всё. Опытный пациент.
– Тебя проводить?
– Да не надо… Поезжай по своим делам.
Дела у меня действительно были. Рабочие. Мне нужно было в издательство АСТ – это недалеко от наших Лужников, в Сити. Двадцать минут на велосипеде – это был
