Учиться Ломоносову было трудно, особенно после того, как в 1724 г. отец привел в дом мачеху — Ирину Семеновну Корельскую, жительницу Николаевских Матигор. Мачеха не сочувствовала его увлечению книгами, и ему приходилось читать тайком. Отец относился к занятиям сына как к временной забаве и надеялся, что с возрастом и заботами по хозяйству это увлечение пройдет. Он уже подыскивал ему невесту, и Ломоносову даже пришлось притвориться больным, чтобы избежать свадьбы.
Он не видел возможности продолжать учение дома, и это привело к решению покинуть семью и самому пробивать путь к знаниям и образованию.
В конце 1730 г. 19-летний Ломоносов против воли отца отправляется в Москву, надеясь, что там он найдет то, к чему стремится. Получив годичную отпускную, о чем волостная книга писала: «1730 года, декабря 7 дня, отпущен Михаил Васильев Ломоносов к Москве и к морю до сентября месяца предбудущего 1731 года, а порукою по нем в платеже подушных денег Иван Банев росписался», Ломоносов с одним из многочисленных обозов ушел в Москву.
Желание учиться было так велико, что отсутствие какой-либо поддержки и средств к существованию не изменило намерений. Ломоносову было известно также и то, что образование являлось привилегией господ, а не крестьян. Однако, несмотря на трудный трехнедельный путь и полную неизвестность, он смело бросил вызов судьбе.
О первых днях пребывания Ломоносова в Москве известно немного. Возможно, он пробовал поступить в цифирную или навигацкую школы. По некоторым сведениям, он даже состоял в навигацкой школе, но вскоре ушел из нее, так как там не изучалась латынь — язык, на котором в то время писались почти все научные труды[5].
В январе 1731 г. Ломоносов был зачислен с «жалованьем» 3 коп. в день в Славяно-греко-латинскую академию[6], или, как ее еще называли, Спасские школы. Она помещалась в Заиконоспасском монастыре на Никольской улице (ныне улица 25-го Октября). Академия была единственным в Москве высшим учебным заведением, созданным по инициативе известного педагога и публициста XVII в. Симеона Полоцкого. Целью этого учебного заведения была подготовка образованных людей для государственных учреждений и церкви. Прием в академию крестьянских детей был категорически запрещен. Указом Синода от 7 июня 1723 г. специально предписывалось «помещиковых людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных, отрешать и впредь таковых не принимать»[7].
Чтобы поступить в академию, Ломоносову пришлось скрыть свое крестьянское происхождение. Он показал, что является сыном холмогорского дворянина. Только так его приняли в академию.
В академии, где предстояло учиться Ломоносову, было 8 классов: 4 низших, 2 средних и 2 высших. В высших классах учили философии и богословию, в средних основное внимание уделялось стихосложению и красноречию, в низших учили церковнославянскому языку, а также читать и писать по-латыни. Кроме того, ученики обязаны были знать географию, историю, катехизис и арифметику. Ломоносову, не знавшему языков, в свои 19 лет пришлось начинать с младших классов, где учились дети 8– 10 лет. Его возраст и плохая одежда служили поводом для насмешек. Нелегко жилось ему, но полученная возможность учиться давала силы справляться с трудностями.
Свою жизнь в это время Ломоносов описывал следующим образом: «Обучаясь в Спасских школах, имел я со всех сторон отвращающие от наук пресильные стремления, которые в тогдашние лета почти непреодоленную силу имели. С одной стороны, отец, никогда детей кроме меня не имея, говорил, что я, будучи один, его оставил, оставил все довольство (по тамошнему состоянию), которое он для меня кровавым потом нажил и которое после его смерти чужие расхитят. С другой стороны, несказанная бедность: имея один алтын[8] в день жалованья, нельзя было иметь на пропитание в день больше, как на денежку хлеба и на денежку квасу, прочее на бумагу, на обувь и другие нужды. Таким образом, жил я пять лет и наук не оставил. С одной стороны, пишут, что, зная моего отца достатки, хорошие тамошние люди дочерей своих за меня выдадут, которые и в мою там бытность предлагали; с другой стороны, школьники, малые ребята кричат и перстами указывают: «смотри-де, какой болван лет в двадцать пришел латыне учиться»[9].
Очень скоро проявились необычайные способности Ломоносова. Он делал поразительные успехи — в течение одного года прошел три класса. Свободное от занятий время он проводил в библиотеке академии, где имелись наряду с церковными книгами русские летописи, книги по физике, философии, математике. Посещал Ломоносов и другие московские книгохранилища. Часто бывал он в так называемой Типографской библиотеке, хранившей книги на разных языках. Хотя в Славяно-греко-латинской академии греческий язык не преподавался, Ломоносов изучил его самостоятельно. Это позволило ему познакомиться с византийской культурой, а позднее успешно работать по истории древней Руси[10].
В академии главное внимание уделяли богословским наукам. К ним Ломоносов не чувствовал склонности, его больше интересовали естественные науки. Случай изменить свое положение представился в 1734 г. После отказа «ученых» священников из Славяно-греко-латинской академии принять участие в оренбургской экспедиции сенатского секретаря И. К. Кирилова и полковника А. И. Тевкелева с таким предложением обратились к ученикам старших классов. Ломоносов дал согласие на участие в экспедиции в качестве священника. Опять он подвергся допросу о происхождении. На этот раз Ломоносов сказал, что его отец священник в городе Холмогоры. Но ему не поверили и направили бумаги на проверку в Камер-коллегию. Вызванный на допрос, он засвидетельствовал, что является сыном крестьянина и положен в подушный оклад. Ломоносов показал, что паспорт он потерял. В действительности же паспорт, выданный на один год, с осени 1731 г. был просрочен, и на родине Ломоносов числился беглым. После того как открылось происхождение Ломоносова, участие в экспедиции стало невозможным. Его должны были исключить из академии и сдать в рекруты. Но за отличные успехи в учении к Ломоносову не были применены обычные строгости, он был оставлен в академии.
В конце 1734 г., после перехода в класс философии, Ломоносов обратился с просьбой разрешить ему пополнить свои знания в Киевской духовной семинарии. Получив согласие, он отправился в Киев, надеясь прослушать там лекции по естественным наукам. Однако вскоре Ломоносов убедился, что это учебное заведение мало чем отличалось от московской академии. И здесь предпочтение отдавалось богословию. Поэтому еще до окончания срока возвратился он в Москву.
Хотя Ломоносов постоянно чувствовал ограниченность знаний, получаемых в академии, и отнюдь не стремился стать священником, пребывание в Славяно-греко-латинской академии было для него небесполезным. Кроме знания латинского языка он пополнил общее образование, а изучение логики и философии способствовало развитию той ясности мышления, которая станет характерной для всех его научных трудов.
В 1735 г., когда Ломоносов был уже в последнем классе академии, произошло событие, сыгравшее решающую роль в его дальнейшей судьбе. Его жизненный путь изменила созданная десять лет назад Петербургская Академия наук. В связи с необходимостью пополнить число академических учащихся президент Академии барон Корф обратился в Сенат с просьбой выделить из монастырей и духовных академий учеников, подготовленных для слушания лекций профессоров. Эта просьба была удовлетворена. Вскоре ректор Славяно-греко-латинской академии получил приказ отправить в Петербург 20 наиболее способных учеников. «В науках достойных» набралось 12 человек, среди них был Ломоносов. 23 декабря 1735 г. ученики выехали из Москвы и через десять дней прибыли в Петербург. Переступив порог Петербургской Академии наук, Ломоносов остался в ней до конца своей жизни. Всю энергию ученого и научного организатора он посвятил становлению русской науки, в значительной степени предопределив ее дальнейшее развитие.
