Поэтому я решил самостоятельно отправиться на Керкиру, чтобы обрести и перевезти мощи. Не знаю, чего больше было в этой мысли — благоговения или дерзости. Всю дорогу меня не оставлял помысел: «Как мне быть, если мощи окажутся нетленными? Вряд ли местные жители разрешат мне их увезти». В том, что мощи будут обретены, я не сомневался. В 1945 году мои братья разыскали могилу отца Арсения и прислали мне с неё земли, которой мы посыпали тело одного нашего земляка, найденное неистлевшим, и оно истлело[3]. (Сделано это было по совету Продромоса, он же сказал мне, почему тело не истлело.)
Так вот, на Керкиру я приехал в октябре 1958 года, а там всё время шли дожди. Священник кладбищенской церкви посоветовал мне приехать в другой раз или ждать, пока прекратятся дожди. Я сказал ему: «Я приду завтра утром, и отец Арсений поможет». На следующее утро, когда я выходил из дома, шёл проливной дождь, но едва я дошёл до кладбища, дождь прекратился, вышло солнце. Когда обретали мощи, небо было чистое. Священник отслужил панихиду. А когда я с мощами выходил с кладбища, опять пошёл сильный дождь. Священник сказал мне тогда: «Отец Арсений сотворил чудо».
Я пришёл в гостиницу. Мощи положил в чемодан и поставил его на подушку, а крышку чемодана открыл, чтобы видеть их, и молился, стоя на коленях. Стемнело, и я зажёг свет, чтобы и ночью видеть мощи и молиться. Между девятью и десятью часами вечера (по мирскому времени) я, стоя на коленях и молясь, вдруг улышал угрожающий голос: «Это ещё что за мощи?» Я почувствал, как какая‑то сила сдавливает меня. Тела я не видел, только две чёрные страшные руки, душившие меня. Тут я, сам не знаю почему, громко крикнул: «Святой Арсений, помоги мне!» И вот кто‑то крепко схватил те страшные руки и высвободил меня. Сердце стало сладостно биться, и я с ещё большей любовью молился отцу Арсению. На другой день я уехал с мощами в Коницу. О случившемся рассказал только двум рабам Божиим, опасаясь, как бы не узнали многие и женщины по безрассудному благочестию не присочинили бы чего.
В святости отца Арсения я нисколько не сомневался. Должен он или нет совершать и по смерти чудеса, это меня волновало мало, это решает Бог, а не я. Ему не требуется человеческая помощь, чтобы творить чудеса, так как Он Бог. И в Евангелии мы видим, что Преблагословенная Богородица ждала с упованием, пока заговорит Сам Христос и разъяснит людям всё чудесами лучше, чем словами. Если отец Арсений и показал одно–два знамения, когда обретались мощи, то, может, он сделал это исключительно для меня, чтобы пробудить от великого нерадения и возбудить ревность.
Моё дело было записать всё известное об отце Арсении. Я много слышал от старика Продромоса и родителей, но нужно было расспросить и других фарасиотов, живших в Конице и других местах Греции, — потом этого уже нельзя будет сделать при всём желании, так как старики один за другим уходят, переселяясь в общее всем нам Небесное Отечество. Так, например, когда в 1958 году я привёз мощи отца Арсения в Коницу, из старых фарасиотов в живых оставались только два Продромоса (Корциноглу и Езнепидис[4]), да четыре благочестивых старушки, которые тоже сподобились получить благословение от мощей.
В 1970 году я перенёс мощи отца Арсения из Коницы в новый женский монастырь святого Иоанна Богослова, который находится в Суроти, рядом с Салониками. Церковь на кладбище ещё не была построена, поэтому нельзя было положить мощи в костницу, а потому я временно поместил их под престолом соборного храма. Ключи от сундука были отданы игуменье Филофее, которая хранила их в запечатанном конверте. Ей было наказано никому конверт не давать, а ключи выдавать только мне лично, если я попрошу.
Мощи лежали в сундуке, и никто об этом не знал — игуменья и ризничая думали, что там облачения. Но в 1970 году произошло несколько случаев. Отец Арсений сначала явился одной сестре, а потом другой (я расскажу подробно, как это было). Духовник монастыря, узнав об этом, не стал ничего объяснять сёстрам, чтобы как‑нибудь не причинить вреда, а связался со мной. Я попросил его ещё раз ни о чём говорить, но всё предоставить Богу.
Итак, рассказываю, что именно произошло, как мне поведали об этом сами сёстры в письме, а потом при личной встрече. Сначала отец Арсений явился послушнице Василики Сталимени. Вот что она рассказала: «Был третий день Рождества, воскресенье, 27 декабря 1970 года. На литургии я была погружена в молитву и вдруг во время Херувимской увидела, кроме нашего священника, молившегося перед престолом в алтаре, ещё одного в белом облачении, который клал поклоны и молился справа от престола. Я не могла понять, что происходит и откуда взялся второй священник. Опять подняла глаза и увидела, что он стоит на прежнем месте и продолжает делать поклоны. Поражённая этим божественным видением, я села в стасидию[5], чтобы не упасть». (Сундук с мощами отца Арсения стоял под престолом именно с правой стороны.)
С той же сестрой Василики произошёл ещё один случай. Пишу с её слов. «Во второй раз, 17 мая 1971 года, я с двумя сёстрами стояла на всенощной службе. Когда мы пели акафист Божией Матери, на двух последних стихах из алтаря стал подпевать мужской голос. Я замолчала и прислушалась, а сёстры решив, что я сбилась, стали показывать на ноты, где петь; я ничего не сказала, только кивнула головой, в знак того, что поняла».
Другой сестре, ризничей Марии Панделоглу, явление было не в видении, а во сне. Она увидела, как от монастыря поднимаются клубы дыма, но огня видно не было. Все волновались, и тут она услышала голос: «Не волнуйтесь. Арсений не даст монастырю сгореть». (В те дни диавол по зависти обложил монастырь «хворостом» и «соломой», то есть клеветой, желая нанести обители вред.) Потом её спросили: «Почему кости отца Арсения у вас в таком небрежении?» И Мария, хотя ничего не знала, ответила так: «Какже в небрежении, если они у нас в алтаре и перед ними горит лампада?» (Действительно же мощи лежали тогда в самом обычном сундуке.)
Ещё раз отец Арсений явился Марии позже, когда она уже знала о мощах, ночью в храме. Мария одна зажигала лампады, когда увидела у входа в храм священника, который вдруг исчез у неё на глазах. Однажды у Марии сильно болели почки, она помолилась отцу Арсению и выздоровела.
Когда я узнал обо всём этом, то мне пришла мысль собрать как можно скорее какие возможно сведения об отце Арсении и написать его житие.
Ещё в 1964 году я поручил своему брату Луке, который жил в Конице, встречаться или списываться с нашими односельчанами, живущими в разных концах Греции, собирать и записывать сведения о жизни отца Арсения. Больше других сведений о нём собрал отец Феодор Феодоридис (сын Фкосотиса). Собранные им у односельчан из Фарас, которые теперь жили в Афинах в районе Мосхато (ибо в Фарасах отец Феодор был ещё ребёнком), сведения он послал Луке.
